Правила неосторожного обращения с государством

В 1812 году высшие круги были в ужасе от выскочки. От потока изменений. От грозящей невыгоды. От страха потери власти, имущества, от будущего разброда в России. От одиночества Сперанского в келье. Пишет, замышляет, докладывает.

А дальше — дворцовая интрига, неосторожность, провокация, обвинение в измене, в финансовом расстройстве государства, в сношениях с Францией, в заговоре против власти — и падение. Теорию этому дал Карамзин. Ничего не менять! Плохи люди, а не институты. Нужно просто искать умных, добросовестных людей. «Всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надобно прибегать только в необходимости <…> никто не мыслил жаловаться на формы, или на образование: жаловались только на людей»[245]. «Государь, единственный законодатель, единовластный источник властей. Вот основание российской монархии…»[246]. Не трогать!

Что доказал Сперанский?

Госаппарат, вещь формальная, сам может стать силой довлеющей. Получать власть. Поворачивать умы. Укоренять идеи, чтобы лепить страну.

В России потом была еще одна впечатляющая демонстрация силы формы, силы канцелярии. В 1920-х генсек, начальник аппарата, захотел взять всю власть в стране. И взял.

Казус Сперанского

Он обладал юридическим мышлением. С ним такое мышление впервые «вошло во власть» в России. Потом это еще трижды случилось в XX веке. Мышление формами, определениями, а затем уже смыслами действий. С ним легче кроить «сверху — вниз». Безлично насаждать теоретически правильные представления о том, как всё должно быть устроено, чтобы торжествовали справедливость и порядок.

Но жизнь неизмеримо богаче закона. Власть, в которой исключительно сильны формальное начало, абстракции, беременна потрясениями. Так и случилось в XX веке.

Пушкин канцелярской словесности

В России делатели, фавориты, проповедники были. А вот человека, мгновенно создающего письменный образ государства, — больше никогда не было.

Из-под пера Сперанского — манифест о вступлении на престол Николая I. Пункт за пунктом развеяны любые сомнения в престолонаследии. И какой слог! «Мы призываем всех Наших верных подданных соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас возложенного; да укрепит благие намерения Наши, жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет Царствование Наше токмо продолжением Царствования Его, и да исполнится всё, чего для блага России желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность, и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших»[247].

Неуемный

В марте 1812 г. сослан, оказалось — на четыре года. Увезен частным приставом в Нижний Новгород. Дальше в Пермь, а затем, по великому одолжению, в свою деревушку Великополье, под Новгородом. Ныне — Сперанская Мыза (от усадьбы остался один парк). Под полицейским надзором, c доносом на лиц, вступающих с ним в связь, со вскрытием писем, с подозрением в народе, что он — изменник.

«Школьники, вышедшие из гимназии <…>, преследовали его и не только кричали: „изменник“, но и бросали в него землею»[248]. «На каждой почти станции лишь только узнавали из подорожной, что едет семья Сперанского, осыпали его самою жестокою бранью»[249]. Французские военнопленные: «при случайно встрече на улицах они избегали „изменника своему отечеству“, гнушаясь принимать от него ту милостыню, за которою жадно протягивали руку другим»[250]. В долгах — закладывал «кресты и табакерки»[251].

Спасался книгами. «Я решился в деревенском уединении пройти все творения св. отцов, начиная от I-го века»[252]. Перевел труд Фомы Кемпийского «О подражании Христу»[253]. В 4-х книгах, всего 500 страниц, известнейший богословский труд. С 1805 г. «переводил по листочку в день, среди великих хлопот, по утрам вместо молитвы»[254]. Закончил в Перми. Ради чего? «Отличительное свойство сих книг в том, что они содержат и млеко для младенцев, и твердую пищу для совершенных»[255].

Что еще? Личный профессор дочери, давший ей школу жизни, мышления, языков. Занятия с детьми друзей. И еще — ему за 40 — стал изучать немецкий и еврейский языки по священным текстам. Кроме тех, что уже знал: латинский, греческий, французский, английский.

В 1813 г. смог передать письмо Александру I. «Враги мои могли очернить меня перед Вами, но никогда не отучат сердца моего желать Вашей славы, сохранения Вашего достоинства и кроткого правления»[256]. «Ваш разум и строгая с моей стороны логика были одни мои орудия; в них состояла вся тайна моих работ и успехов»[257].

А какой награды просит? «Свободы и забвения»[258].

С письма началось медленное возвращение Сперанского.

Второй круг