Правила неосторожного обращения с государством

Это он писал в 1926 году: «Хотим мы этого или нет, но Киев и Москва и Иркутск связаны неразрывно. И пади эта связь — кончено всё на долгое время и для Москвы и Киева и Иркутска. С другой стороны, существование связи не мешает и Киеву, и Москве, и Верхнеудинску развиваться по-своему и иметь свою физиономию»[339].

Что еще?

Речь не о вынужденной эмиграции из России. Нельзя ее так понимать или так обсуждать.

Она о другом — о решениях, о том, как из жертвы обстоятельств огромной фантазией и безмерной работой за несколько лет вознестись к вершинам своей карьеры, когда не можешь стоять на месте, не можешь копаться в своем огородике, не можешь не двигаться куда-то, принимая на себя все риски перемены мест и обстоятельств.

Умалиться. Пушкин [340]

Он вечно жил под давлением. Лишь бы успеть. Хотя век тогда был короток даже у императоров. Александр I прожил 48 лет, Николай I — 59 лет. И ничей быт не описан так подробно. Все как с ума сошли — день за днем, и всё о Пушкине. Тысячи страниц, чтобы понять — мы в том же ряду. Вечно в бегах, вечно в поисках денег, вечно под надзором, вечно в попытках смириться с властью — для хлеба, тепла и молока семье. Писать? Чтобы достать денег и выплатить долги.

«Ропот на самого себя»

Разве это наш драгоценный, вечно пылающий Пушкин? «Никогда не думал я упрекать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив; но я не должен был вступать в службу и, что еще хуже, опутать себя денежными обязательствами»[341]. Вошел на службу за 5000 рублей жалованья и доступ к архивам. Закладывал бриллианты жены, вещи закладывал, пытался лично управлять имением, основывать газету, альманах, журнал — как проекты, под платную подписку. Одалживался бесконечно, пытал казну, точнее императора, на предмет государственных ссуд (и получал их) и, самое главное, писал, чтобы заработать на жизнь. Писал! И был зависимым.

Мечта? «Плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! Неприятна зависимость; особенно когда лет 20 человек был независим. Это <…> ропот на самого себя»[342]. Ропот, вечный ропот человека изработавшегося, желающего прокормить, насладить, развлечь. Деньги — как независимость. Как это он сказал? «Я деньги мало люблю — но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости»[343]. Можно повторять сотню раз, когда снова ищешь заказ и ждешь телефонного звонка — ты нужен.

Заложить крестьян, чтобы выручить деньги на приданое невесте? Нынче — точно не удастся. «Через несколько дней я женюсь: <…> заложил я моих 200 душ, взял 38 000 — и вот им распределение: 11 000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым — пиши пропало… Остается 17 000 на обзаведение и житие годичное… Взять жену без состояния — я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок — я не в состоянии»[344].

А в каком состоянии мы? Наше чувство загнанности, когда нужно каждый день вырабатывать доходы. Наш пыл хоть что-то сберечь. И да, многим из нас известно вот это. «За четыре года моей супружеской жизни я задолжал около 60 тысяч и принужден был взяться за фамильное имение, но оно меня так запутало, что я <…> принужден или поселиться в деревне или занять большую сумму, чтобы сразу отделаться от долгов; но в России занять крупную сумму почти невозможно и приходится обращаться к государю…»[345]. Обращение к «куратору», к посреднику между Пушкиным и императором — к Бенкендорфу. Просить по вертикали, они не оскудеют, взять в долг. О, это нам хорошо знакомо. Пушкин взял в казне 50 тыс. рублей, из них 20 тыс. — на «Историю пугачевского бунта»[346]. И как быть дальше?

«Ее не хватает»

«Государь, удостоив принять меня на службу, милостиво назначил мне 5000 жалованья. Эта сумма громадна, и однако ее не хватает для жизни в Петербурге. Я должен тратить здесь 25 000 и притом платить все долги, устраивать семейные дела и, наконец, иметь свободное время для своих занятий»[347]. Мы все помним, что это были за занятия. Они нам дарят наслаждение. Из-за них мы так кротки, так преклоняемся перед русским языком. И из-за них уверены — русская литература божественна.

Пушкинской рукой — смета расходов на год. 6000 руб. — квартира. 4000 — лошади. 4800 руб. — кухня. Платья, театр — 4000 руб. Всякое разное — 12 000 руб. Итого (округлил) — 30 тыс. руб. в год (июнь — июль 1835 г.)[348]. Еще и долги — личные, брата, имения. Сестры жены, жившие с 1834 г. у Пушкиных в Петербурге. Их нужно было выдать замуж. Письмо жене 21 сентября 1835 г. «…О чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения: он его уже споловину промотал; Ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000»[349].