— Так или иначе, но мы доберемся до Намака, — продолжил Шванберг, — но они — только часть нашей общей большой проблемы. Существуют еще покорные их воле экстремисты — те самые, что напали на вас в Ирландии. Что бы вы ни думали, но к ним мы не имеем никакого отношения. Мы никак не связывали их с Намака и ничего не могли с ними поделать, однако нам необходимо, чтобы “Яибо” тоже перестали существовать. Мы правильно сделали, что начали с братьев, однако даже после их ухода на сцене останутся весьма могущественные и опасные силы.
Фицдуэйн кивнул.
— Я вижу политическую логику и не могу с ней не согласиться, но я не обязан быть от нее в восторге. Шванберг пожал плечами.
— И еще одно, — сказал Фицдуэйн. — Оставьте в покое Адачи. Я сам о нем позабочусь.
Шванберг как-то странно посмотрел на него.
— Мы влияем на события, — сказал он, — но это не значит, что мы направляем их.
— Что это, черт возьми, значит? — осведомился Фицдуэйн.
— Об Адачи узнал Кацуда, — признался Шванберг. — Я думаю, что операция уже началась, и то, о чем мы говорили, может случиться очень скоро. Разумеется, деталей я не знаю и не хочу знать.
— Как скоро?
— Возможно, даже сегодня, но точно не скажу — не знаю. Может быть, это уже случилось. Кацуда очень нетерпелив, и когда срывается с поводка, начинает убивать направо и налево.
— Ничего личного, Шванберг, — сказал Фицдуэйн, — но если с Адачи что-то случится, то я сам приду сюда, чтобы свернуть твою жирную шею. А теперь открывай свою конуру, я хочу выйти отсюда!
Фумио Намака приковылял в кабинет своего брата. Кеи размахивал топором, подаренным Фицдуэйном, с такой непринужденностью, словно это была клюшка для гольфа, привычная для многих представителей деловой элиты. Кеи никогда не любил бумажную работу, детали наскучивали и утомляли его, однако его интерес к боевым искусствам почти никогда не затухал. Кеи с удивительной для своего возраста непосредственностью воображал себя средневековым самураем, и двадцатый век был для него лишь досадным недоразумением.
— Кеи, — сказал Фумио. — Мне хотелось бы, чтобы ты вышел в коридор и сказал, что ты там видишь.
— Я занят, — отозвался старший брат и снова взмахнул топором. Топор очертил над его головой сверкающую окружность и вдруг резко опустился вниз по косой дуге.
— Я пытаюсь овладеть особенностями этого оружия. Оно гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд. Из-за значительной инерции с ним бывает нелегко справиться. Если промахнуться с ударом, то масса лезвия потянет тебя за собой, и ты будешь открыт для ответного удара. Но я уверен, что существует особая техника, которая может компенсировать этот недостаток; Надеюсь, я сумею сам догадаться, в чем тут секрет.
Без видимых усилий он снова взмахнул топором, а Фумио одновременно почувствовал раздражение и прилив теплых чувств к своему старшему брату. Кеи мог запросто свести с ума своим упрямством, но его одержимость и энтузиазм были заразительны.
— Это касается гайдзина Фицдуэйна, — сказал Фумио с бесконечным терпением. — Я провожу небольшой эксперимент, и мне кажется, тебе будет любопытно взглянуть.
Кеи фыркнул, но опустил топор.
— Куда нужно идти? — проворчал он.
— Открой дверь, посмотри налево и скажи, что ты видишь в коридоре.
— Шуточки шутишь, — пренебрежительно сказал Кеи, но все-таки подошел к дверям и выглянул. В следующий миг он спрятался обратно, лицо его было бледно.
— Это гайдзин! — сказал он громким шепотом. — Ирландец! Я видел его — он стоит в конце коридора спиной к окну. Что он здесь делает? Как он прошел мимо постов безопасности? Что он замышляет?
— Понятия не имею, — ответил Фумио спокойно. — А ты уверен, что это действительно Фицдуэйн-сан?
— Конечно, уверен! — быстро воскликнул Кеи и только потом заметил хитрое выражение на лице брата. — Что ты имеешь в виду?
— Человек в коридоре — это
Кеи снова открыл дверь в коридор и прошел с десяток шагов по направлению к человеку, стоявшему у окна. Теперь он без труда различал некоторые несоответствия, но двойник все равно оставался удивительно похож на Фицдуэйна.
— Замечательно, Фумио, — сказал он, вернувшись в кабинет и закрывая за собой дверь. — Но зачем тебе нужен этот двойник Фицдуэйна, этот дух-доппельгангер?
И Фумио рассказал ему о своем плане.
По меньшей мере, один раз в неделю Адачи докладывал генеральному прокурору и старшему общественному обвинителю Секинэ о ходе расследования. На сей раз, когда он стоял у дверей кабинета своего наставника, на сердце у него было тяжело.