Мы были вместе больше года, прежде чем я решилась на этот шаг. Вскоре после того, как меня посетило откровение под названием «я влюблена в Лоуренса Лермана», я начала писать роман о Саут-Бич. Сейчас мне трудно объяснить, как это произошло, но однажды утром я проснулась в глубоком убеждении, что всю жизнь стремилась только к одному — быть писателем (хотя, впрочем, это вполне объяснимо, так как, пережив четыре увольнения за два года, я накопила достаточно аргументов в пользу индивидуальной трудовой деятельности). Не могу объяснить и того, почему я продолжала упорствовать, когда абсолютно все мои знакомые, хоть как-то связанные с издательским делом, в один голос заявляли: не публиковавшемуся ранее автору подписать контракт на книгу маловероятно. Но благодаря Гомеру я давным-давно знала, что «маловероятно» и «невозможно» — две большие разницы. И конечно, ничто не мешало мне рискнуть. Попытка не пытка. И я на это решилась. Прошло много месяцев, прежде чем после множества отказов (не знаю, сколько их было, считать я бросила на двадцатом) я нашла своего агента и вся затея вдруг превратилась в честный, чисто профессиональный проект. Я трудилась полный рабочий день, и мне потребовалось чуть больше года, чтобы завершить рукопись в черновом варианте, и все это время Лоуренс безропотно читал, редактировал, правил и перечитывал каждое написанное мною слово. В итоге мы пришли к пониманию, что мне стоит закончить работу над текстом до того, как я перееду к нему.
Однако было бы неверно предполагать, что мой роман о Саут-Бич был единственным препятствием на нашем с Лоуренсом пути к безмятежному счастью в сожительстве. Правда заключалась в том, что мой мужчина был не в восторге от перспективы проживания с тремя кошками.
В первый год, когда мы с Лоуренсом встречались, у нас было бессчетное количество мелких стычек по разным поводам, но только одно по-настоящему крупное сражение — из-за моих питомцев. Однажды, примерно через полгода после того, как мы стали парой, он спросил:
— Их обязательно должно быть
— Видишь ли, их именно три, — парировала я. — Три и останется. Если ты питал на этот счет какие-то иллюзии в духе «Выбора Софи»[31]
, предлагаю тебе избавиться от них.Это был единственный эпизод, который почти убедил меня, что наши отношения с Лоуренсом потерпели неудачу. Дело было не столько в том, что Лоуренс не любил кошек (хотя он возмущался и доказывал, что кошки тут ни при чем, он просто любит собак), сколько в том, что он не любил меня такой, какая я есть, не заботился, чтобы я была счастлива, и, более того, готовился причинить мне невыносимую боль, заставляя… сделать что? Решить, какую из кошек я люблю меньше, и отправить ее к чужим людям? Или сдать в приют? Я могла понять его нежелание поселить в своей квартире трех кошек, но меня поразило, что человек, который знал меня
В глубине души, с того самого дня, как я решила взять Гомера, я всегда ждала момента, когда успешно начавшиеся отношения вдруг потерпят крах по той лишь причине, что мой потенциальный избранник не готов жить с тремя кошками. Я всегда знала, что это случится, но меня удивило, как поздно это произошло.
Наш с Лоуренсом спор продлился несколько часов, прежде чем мы наконец сформулировали суть проблемы. Он сказал:
— Ты постоянно у меня. И до сих пор ни разу не впустила в свою квартиру. Может быть, когда живешь с тремя кошками, это настолько страшно, что ты не захотела показать свой дом. А может, ты просто не хочешь впускать меня в свою жизнь.
Этим он просто загнал меня в угол. Я и правда никогда не приглашала Лоуренса к себе в студию. Пока мы просто встречались, в этом не было необходимости. Теперь, когда мы стали жить вместе, я слишком боялась разрушить наши отношения и не хотела совершать никаких ошибок: меня приводила в ужас мысль, что если все четверо встретятся и не понравятся друг другу, то я могу потерять Лоуренса. Но этот хитроумный план, изолировавший всех друг от друга, сработал против меня. Мне были вполне понятны сомнения Лоуренса в серьезности моих намерений провести с ним остаток жизни, если я не была готова провести с ним одну ночь в собственном доме.