Правила секса

— Лорен, — повторяет Витторио, все так же со стоном, свернувшись калачиком, словно маленький ребенок. — Где Лорен? Лорен?

— Лорен, — говорю я, стоя над ними; это зрелище для меня оскорбительно.

— Я здесь, — говорит она. — Я здесь, Витторио. Не волнуйся. — Она проводит рукой по его лбу, затем смотрит на меня. — Если ты не принесешь полотенце и не поможешь, то иди прямо сейчас и подожди на улице, если хочешь. Я остаюсь.

Это конец. Я говорю ей, что ухожу, но ей все равно. Иду к входной двери и жду, придет ли она. Стою там минуты три и слышу только шепот из гостиной. Затем выхожу на улицу, на тропинку и дальше, за ворота. Уже похолодало, и я опять надеваю куртку, которую снял. Сижу на поребрике через дорогу от дома. В комнате Витторио загорается свет, затем через минуту гаснет. Я сижу на поребрике и жду, уставившись на дом, не понимая, что делать, довольно долго.

Я возвращаюсь в кампус, нахожу в «Пабе» Джуди, и мы курим траву, потом идем в мою комнату, где на двери висит угрожающая записка от Руперта («ГОНИ БАБКИ»). Я комкаю ее и протягиваю Джуди. Джуди спрашивает, от кого это. Я говорю ей — от Фрэнка. Ей становится грустно, она принимается рыдать и говорит мне, что с Франклином покончено, что он ей никогда не нравился и что им никогда не следовало встречаться. Потом, когда она чувствует себя получше, она начинает ко мне подкатывать.

— Что я Лорен скажу? — спрашиваю я, глядя, как она раздевается после любовной прелюдии.

— Не знаю, — говорит она.

— Что я тебя трахнул? — предлагаю я.

— Нет. Нет, — говорит она, хотя, готов поклясться, ей нравится эта идея.

Лорен

Лежу в постели голая. Поздно. Полпервого. В соседней комнате кто-то слушает новую пластинку Talking Heads. Докуриваю сигарету и закуриваю другую. Гляжу на Шона. Он виновато отводит взгляд. Облокачивается головой о стену. Кот Сары, Сеймур, подходит к кровати и запрыгивает мне на колени, мяукая от голода. Тереблю кошачью голову и перевожу взгляд на Шона. Он снова смотрит на меня, затем опять в ту же точку на стене, в которую таращился прежде. Он знает: я хочу, чтобы он ушел. У него на лице полное понимание; одевайся, иди же, думаю я. Зеваю. В соседней комнате заедает пластинку, начинается снова. Мне не хочется, чтобы он видел меня голой, так что я натягиваю простыню до подбородка.

— Скажи что-нибудь, — говорю я, поглаживая кота.

— Типа чего?

Кот смотрит на него и мяукает.

— Типа почему мы всегда в моей комнате? — спрашиваю я.

— Потому что у меня ужасный сосед-француз, вот почему, — отвечает он.

— Он ужасный, потому что француз?

— Да, — кивает он.

— Господи. — Гляжу на сигарету, которую держу; на моем запястье покачивается золотой браслет.

Он смотрит на меня. Он знает, что я курю, только чтобы его позлить, выдувая дым в его сторону.

— Знаешь, что он сделал? — спрашивает он. Принюхиваюсь к своему запястью, затем к пальцам.

— Что?

— Завтра ведь Хеллоуин, так он купил в городе тыкву, понадрезал, напялил на нее французскую шапку — эдакое шапо, знаешь, эдакий беретик, — надел, значит, его на гребаную тыкву, а позади написал: «Париж — это навсегда».

Это самое продолжительное, что я от него когда-нибудь слышала; я под впечатлением, но помалкиваю. Почему это Виктор встречается с Джейме? Мне он нравится больше, чем ей. Сумасшествие. Я концентрируюсь на Сеймуре, который довольно мяукает.

— Что может быть хуже соседа-парижанина? — спрашивает он.

— Что? — выказываю я минимум интереса.

— Сосед-парижанин с личным телефоном.

— Это надо будет обмозговать.

— Что может быть хуже соседа-парижанина с личным телефоном?

— Что? — раздраженно спрашиваю я. — Шон?

— Сосед-парижанин, у которого личный телефон и шарф вместо галстука, — говорит он.

В соседней комнате кто-то заново ставит первую сторону. Я вылезаю из постели.

— Если услышу эту песню еще раз — заору. Надеваю халат, сажусь в кресло у окна, мне хочется, чтобы он ушел.

— Поехали в «Прайс-чоппер», — предлагаю я.

Теперь он усаживается. Он определенно знает: мне хочется, чтобы он ушел. Он знает, что мне ужасно этого хочется, как можно скорее.

— Зачем? — спрашивает он, глядя, как Сеймур забирается к нему на колени и мяукает.

— Потому что мне нужны тампоны, — привираю я. — И зубная паста, кошачья еда, сигареты, вода «Эвиан», арахисовая пастила в шоколаде… — Я дотягиваюсь до сумочки и, черт подери… — Но, кажется, у меня нет денег.

— Купи в кредит, — говорит он.

— Господи, — шепчу я, — ненавижу, когда ты язвишь.

Он спихивает кота с кровати и начинает одеваться. Тянется за трусами, запутавшимися в простыне, надевает их, а я его спрашиваю:

— А кота почему ты спихнул с кровати?

— Потому что мне так хотелось? — отвечает он вопросом на вопрос.

— Иди сюда, кисонька, иди сюда, Сеймурчик, — зову я.