Этой ночью Гамильтон долго расхаживал по комнате. Спать он не мог. Внутри его шла настоящая война. Холодная расчетливость требовала не предпринимать действий, достаточно и того, что он уже сделал. Счастье или несчастье Селии – не его забота. Она ему не сестра, не кузина, не любовница, Селия просто знакомая, о которой он очень высокого мнения. Аргументов против вмешательства в ее жизнь было столько, что и не сосчитать, и Энтони давно научился прислушиваться к подобной аргументации.
Но тоже свойственные ему безрассудство и импульсивность так и подмывали приступить хоть к каким-нибудь действиям. Быть ей верным другом? Этого недостаточно, чтобы печаль исчезла из ее взгляда, в особенности та, что появилась после письма Лансборо. Разве джентльмен может быть рядом и бездействовать, если человек, который ему небезразличен, погибает, ужасно страдая? Проблема в том, что к любому его поступку отнесутся с подозрением – просто потому, что это поступок Энтони Гамильтона. Ему вовсе не хочется навлечь на Селию новую волну сплетен или спровоцировать скандал, хотя намерения у него, конечно, самые благородные.
Энтони сцепил руки за спиной, продолжая расхаживать по комнате и будучи не в силах принять какое-нибудь решение. Можно рассказать о письме ее брату. Только это совсем не его дело, да и чем Риз поможет? Или одной из ее невесток? Они обе кажутся весьма разумными дамами и, возможно, придумают, как утешить Селию после того, что наговорил в письме лорд Лансборо. Но он не настолько хорошо знает их, чтобы предать доверие Селии. По этим же причинам нельзя рассказывать о письме и остальным, ведь их он знает еще хуже. Если бы Селия хотела, она сама рассказала бы родственникам. Любые его действия должны быть крайне осторожными как ради ее блага, так и ради собственного.
Да и что он может сделать? Гамильтон остановился и сжал руку в кулак, все еще ощущая прикосновение пальцев Селии. Она была благодарна просто за то, что он ее выслушал. Ужасно хочется отлупить как следует Лансборо за то, что тот внушает Селии чувство вины, но ведь ей это не поможет. Напротив, она пожалеет старика, к которому явно испытывает симпатию и сочувствие.
Энтони начал перебирать все известные ему уловки, которых у каждого повесы целый арсенал. Что бы он сделал в обычной ситуации, пытаясь порадовать женщину? Что-нибудь утонченное, личное, милое. Бо́льшая часть фокусов не годилась. Собственно, единственный подходящий… он, пожалуй, и есть самый лучший.
Гамильтон остановился, продолжая обдумывать. Не нужно ничего слишком личного, точнее, вообще не стоит раскрывать себя. Анонимность гораздо предпочтительнее. Да, это, кажется, именно то, что нужно. Он сможет поднять ей настроение тайно, скрыв свою причастность, тогда Селия не окажется в сложном положении. Чтобы не изменить своему решению, он быстро отпер бюро, почти украдкой окинул взглядом пустую комнату, вытащил лист бумаги и откупорил чернила.
Энтони неторопливо обмакнул перо. Что написать?
Что-нибудь теплое, лестное, слова восхищения, но ничего излишне страстного.
Что-нибудь, способное затронуть ее романтическую натуру, но оставляющее место для отступления, если она оскорбится.
Что-нибудь такое, чтобы у Селии не возникло никаких подозрений о том, что автором послания может быть он.
Гамильтон с силой выдохнул. Скорее всего, он совершает ужасную глупость.
Но, отбросив все сомнения, Энтони приступил к письму.
Глава 10
Селия проснулась еще до рассвета, но не сделала ни малейшей попытки встать с постели, даже когда пришла горничная. Ей всю ночь снились похороны Берти и судорожно рыдающий лорд Лансборо. Поэтому она проснулась вся в слезах. Селия устала постоянно грустить, но всякий раз, когда к ней начинали возвращаться прежние чувства и ощущения, обязательно происходило что-нибудь, что выбивало почву из-под ног.
Она понимала, что лорд Лансборо не пытался расстроить ее своим письмом, и от осознания этого становилось еще хуже. Она находится здесь, в Кенте, в окружении любящей семьи и друзей, а лорд Лансборо сидит один в своем особняке, наедине с воспоминаниями, и его здоровье все ухудшается. Желание, чтобы он перестал писать ей, казалось ужасным, и Селия чувствовала себя вдвойне отвратительно, потому что осознавала это, но все-таки хотела, чтобы лорд Лансборо больше не писал, по крайней мере, не такие грустные письма.
– Доброе утро, мадам, – удивленно прошептала Агнес, вошедшая в комнату с кувшином горячей воды. – Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.
– Нет.
– Мне уйти?
– Нет, – снова сказала Селия. Нельзя же весь день провести в постели. – Я встаю.
Агнес сделала книксен, кивнула и выскользнула из комнаты, вернувшись через минуту с завтраком на подносе. Селия заставила себя сесть. Мать будет волноваться, если она останется в кровати на весь день. На секунду Селии очень захотелось отправиться на рыбалку, или погулять, или просто остаться у себя в комнате и почитать. Но веселиться ей сегодня совсем не хотелось.