Правила вежливости

Лишь оказавшись в темноте и натянув на себя одеяло, я поняла, какой снаружи бушует ветер. Скатываясь с вершины Пиньон-Пик, он сотрясал деревья и оконные рамы и, казалось, тоже не знал покоя, потому что никак не мог прийти к определенному решению.

В «Уолдене» есть один часто цитируемый пассаж, когда Торо буквально заставляет нас искать свою путеводную звезду и следовать ей, дабы не сбиться с курса, как это сделал бы моряк или беглый раб. Это пронзительное чувство – одно из тех, что искупают любые ожидания. Но даже если у тебя хватает выдержки и дисциплины, чтобы всегда держаться избранного курса, то главная проблема, как это всегда представлялось мне самой, заключается в том, чтобы понять, в какой части небес следует искать именно твою звезду.

И еще один пассаж из «Уолдена» Торо часто приходит мне на память. Там говорится о том, что люди ошибочно считают истину чем-то далеким – она где-то на далекой звезде, или существовала еще до Адама, или станет известна лишь в час последней расплаты. Тогда как на самом деле все, связанное с истиной – все эти времена, места и случаи из жизни, – это сейчас и здесь[158]… В некотором смысле попытка восславить требование «сейчас и здесь», пожалуй, противоречит требованию следовать за своей звездой. Однако первое требование не менее убедительно, чем второе. И куда более осуществимо.

Я снова нырнула в свитер Тинкера, на цыпочках прошла по коридору и остановилась у дверей его комнаты.

Я стояла, слушая, как поскрипывает старый дом, как стучит дождь по крыше; мне казалось, я слышу даже дыхание того, кто находится по ту сторону двери. Стараясь действовать совершенно бесшумно, я коснулась дверной ручки, сознавая, что через шестьдесят секунд окажусь в центральной точке между началом и концом времен. И тогда возникнет возможность стать либо свидетелем, либо участником этого «сейчас и здесь», либо попросту этому подчиниться.

Ровно через шестьдесят секунд.

Через пятьдесят. Через сорок. Через тридцать…

На старт…

Внимание…

Марш…

* * *

Днем в воскресенье, когда Тинкер повез меня на вокзал, я понятия не имела, когда снова его увижу и увижу ли. За завтраком он сказал, что собирается побыть в «лагере» еще немного, чтобы как следует во всем разобраться. Он не пояснил, сколько примерно времени ему на это потребуется, а я не стала спрашивать. Я все-таки уже не школьница.

Сев в поезд, я специально прошла еще через несколько вагонов и села с той стороны, где к путям подступал лес. Отсюда перрон не был виден, и не нужно было мучительно долго махать рукой на прощание. Как только поезд тронулся, я закурила и извлекла из сумки роман Агаты Кристи. Поскольку я почти не продвинулась дальше седьмого абзаца восьмой главы, то намеревалась в пути несколько увеличить скорость чтения. И тут я увидела, что между страницами что-то торчит. Это была игральная карта, разорванная пополам – туз червей. На ее лицевой стороне было написано: Мата… встретимся в клубе «Сторк»[159] в понедельник 26-го в 9 вечера. И приходи одна.

Заучив наизусть содержание этой записки, я аккуратно подожгла ее, держа над пепельницей.

Глава девятнадцатая По дороге в Кент

В понедельник 26-го сентября я позвонила на работу и сказалась больной.

Предыдущая неделя была какой-то совсем уж безжалостной. Двадцатого сентября наброски четырех очерков, соперничавших друг с другом за место на первой обложке, были переданы Мэйсону Тейту, а он все их с отвращением отверг и вышвырнул за порог своего кабинета. Страницы их разлетелись в разные стороны, и я подумала, что, наверное, так русские раньше выстреливали телами шпионов из кремлевских пушек в сторону того государства, из которого эти шпионы явились. А потом, желая как можно отчетливей выразить, что он совершенно не удовлетворен нашей работой, Тейт в следующие четыре дня заставил всех торчать в офисе до десяти вечера. А мы с Элли и вовсе половину шаббата посвятили работе.

В общем, позвонив на работу и сказавшись больной, любая разумная молодая женщина тут же снова завалилась бы спать. Но небо было таким ясным, солнышко так сияло, а воздух был таким прозрачным и хрустким, что я решила не спать, а насладиться каждой минутой этого чудесного сентябрьского дня, обещавшего быть долгим.

Я приняла душ, оделась, а затем пошла в кафе в Гринвич-Виллидж и выпила три чашки итальянского кофе с горячим молоком и шоколадной крошкой. Кроме того я подвергла пыткам и четвертованию тортик, постепенно съела весь, да еще и газету от корки до корки прочитала и даже полностью разгадала помещенный в ней кроссворд, заполнив каждую его клеточку.