Правила вежливости

– К тому же, – заявила я, – у меня нет подходящих ботинок.

– Ага! Так вот в чем дело?

И он потащил меня через гостиную, а потом по какому-то коридору мимо биллиардной и в итоге с торжествующей улыбкой распахнул некую дверь. За дверью оказалась грязноватая кладовая, где на колодках и крючках были размещены кроссовки и ботинки всех форм и размеров, а на полках лежали всевозможные шляпы. Выражение лица у Тинкера было как у Али-Бабы, сумевшего открыть дверь в пещеру с сокровищами сорока разбойников.

* * *

Тропа, начинавшаяся за домом, привела нас через небольшую сосновую рощу в настоящий густой лес, где было множество огромных, похожих на башни, то ли дубов, то ли вязов, то ли еще каких-то типично американских деревьев. В течение первого часа мы неторопливо шли рядом по пологому склону в тени деревьев, беседуя так, словно дружили с юных лет, и для нас обмен любыми воспоминаниями – словно продолжение прошлого, сколько бы времени с тех пор ни прошло.

Мы говорили об Уоллесе, и наша общая любовь к нему эхом откликалась в наших душах. И об Ив мы тоже говорили. Я рассказала Тинкеру о ее бегстве в Калифорнию, и он с добродушным смешком заметил, что подобная новость может показаться удивительной лишь до того момента, пока ее не услышишь. А еще он сказал, что Голливуд пока еще не догадывается, кто к ним прибыл, ибо уже через год Ив станет там либо кинозвездой, либо знаменитым продюсером.

Слушая, как Тинкер рассуждает о будущем Ив, даже предположить было трудно, что совсем недавно произошло между этими двумя людьми. Можно было предположить, например, что это старые знакомые или даже друзья, связанные самыми теплыми отношениями. Возможно, впрочем, это почти так и было. И в таком случае Тинкер как бы заново начал отсчет их взаимоотношений, вернувшись к третьему января. Возможно, он просто выбросил из цепи событий эти последние полгода – так выбрасывают из сценария фильма плохо написанную сцену.

Чем дальше мы шли, тем чаще наш разговор прерывался паузами подобно тому, как тени деревьев прерывают поток солнечного света на лесной дороге. Белки бросались врассыпную у нас из-под ног и мгновенно исчезали за стволами деревьев; какие-то птицы с желтыми хвостами перепархивали с ветки на ветку; в воздухе пахло сумахом, сассафрасом и чем-то еще с не менее сладкозвучным названием. И постепенно мне начало казаться, что, может, Тинкер и прав, может, я и впрямь люблю пешие походы.

Однако подъем становился все круче и круче, а потом тропа и вовсе стала похожа на узкую винтовую лесенку. Мы поднимались в молчании, следуя друг за другом. Прошел час, а может, и все четыре. Мои ботинки уже казались мне на размер меньше, чем нужно, а левую пятку я так натерла, что каждый раз словно на раскаленную сковородку ступала. Два раза я упала, сильно испачкав свои стильные брюки цвета хаки, предназначенные для элегантной охоты на лис, а моя белая рубашка наследницы поместья давно уже насквозь пропиталась потом. В голове крутилась одна и та же глупая мысль: хватит ли у меня самообладания, чтобы безразличным тоном спросить: Ну что, далеко еще? И тут вдруг деревья стали редеть, подъем стал более пологим, и мы, вынырнув из леса, оказались на голой скалистой вершине, откуда открывался такой вид, словно до самого горизонта нет и не может быть ни малейших следов человека.

А далеко внизу гигантской черной рептилией – миля в ширину и пять миль в длину – вытянулось озеро. Казалось, оно, припадая к земле, ползет через весь этот дикий край к Нью-Йорку.

– Ну вот, – сказал Тинкер, – теперь сама видишь.

Да, теперь я все видела сама. И прекрасно понимала, почему Тинкер, почувствовав, что в его жизни полный кавардак, решил приехать именно сюда.

– Точно таким же его увидел и Натти Бампо, – сказала я, усаживаясь на большой камень.

Тинкер улыбнулся, благодарный, что я помню, кем он хотел бы стать на один день, если бы это стало возможно.

– В общем, да, – согласился он, вытаскивая из рюкзака сэндвичи и фляжку.

А затем уселся в нескольких шагах от меня – на джентльменском расстоянии.

Пока мы ели, он вспоминал, что, когда их семья в июле обычно отдыхала в штате Мэн, они с братом порой на несколько дней исчезали из дома и шли куда глаза глядят по Аппалачской тропе[157], прихватив с собой палатку, компасы и складные ножи, которые мать подарила им на Рождество; каждый раз они по полгода ждали, чтобы можно было применить эти ножи в деле.

Наш разговор еще ни разу не коснулся ни колледжа Сент-Джордж, ни трагических перемен в жизни юного Тинкера. И я совершенно точно не собиралась поднимать эту тему первой. Но когда Тинкер заговорил о походах, которые они с братом совершали в штате Мэн, он по-своему ясно дал мне понять, что в его жизни это были самые мирные и счастливые дни, предшествовавшие временам куда менее удачливым и даже тяжелым.