Правила выживания в Джакарте

— Но сначала я тебя, — в тон ему отвечает Девантора, а затем выуживает из бардачка помятую пачку жвачки и закидывает несколько штук в рот.

Удержаться на сиденье неподвижно трудно, но Рид знает, что если он сейчас дернется вперед и попытается повторить маневр с откушенным ухом, то ему только врежут и, быть может, что-нибудь прострелят.

— Ты бы видел, как она взлетела на воздух на рассвете, — медленно жуя, с наслаждением продолжает Девантора. — Бам! Граната! Бум! Пулеметы!

— У босса приемчиков поднабрался? — к концу фразы голос предательски срывается на рык. — Деморализатор хренов.

— Твоему мелкому, — не слышит его Девантора, — Салиму, разнесло руку, прежде чем он упал. Знаешь, принцип прозрачности религиозных организаций — все прекрасно видно, когда дверей уже нет.

Ну да, яростно думает Рид, Салим, который падает перед Картелем. Да у него гордость обратно пропорциональна росту: он бы даже без ног остался стоять и еще делал бы вид, что психологически здесь самый высокий.

«Очень смешно», — саркастично замечает Салим у него в голове.

— Мне кажется, вы перегибаете, — неожиданно сообщает водитель, вызывая у Рида вспышку удивления. Водила? Перечит Деванторе?

— Вообще-то мы взяли тебя в Картель не для того, чтобы ты комментировал мои действия, умник, — говорит Девантора, но при этом расслабленно смеется. Рид думал, что здесь все мелкие шестерки, но, возможно, это личный водитель Деванторы, катающий его, когда тот не рассекает по городу на своем зловещем мотоцикле. Может быть, у него карт-бланш на дерзость. — Тебе его что, правда жалко, Лукман?

Водитель — гора мышц с ничего не выражающим лицом — пожимает мощными плечами.

— Мне не жалко слабых, господин Девантора, — густым басом говорит он. — Именно поэтому гордиться расстрелом Церкви я считаю недостойным. Гордиться можно будет, когда вы уничтожите Триаду.

Рид хочет пошутить — даже твой таксист может поставить тебя на место, Девантора, вот это авторите-е-ет, — но внутри у него что-то обрывается, и он молчит.

— Ла-адно, — вязко соглашается Девантора, а затем выдувает пузырь из жвачки. — Ты опять как сраный самурай, но, блин, ладно. Я с тобой согласен, мочить слабаков — так себе достиженьице…

Это не пустой треп. Они действительно это сделали.

Картина сама встает перед глазами: бронебойные снаряды, прошивающие каменную кладку арочного проема, епископ, не успевающий добраться до укрытия за кафедрой. Падающий на каменный пол Салим.

«Салим, друг, будешь столько ворчать — рано состаришься и рано умрешь», — смеется он сам за обсуждением чертовски хитрого плана в молельном зале неделю назад, шумно отпивая свое пиво.

Рид низко наклоняет голову, сжимая зубы так сильно, что все побитые кости в лице прошивает ослепительной вспышкой боли.

«Ну то, что ты когда-нибудь доведешь нас до могилы, мы и так знали, — закатывает глаза Салим в его воображении. — Ты думаешь, у тебя сейчас есть на это время?»

Заткнись, думает Рид. Почему я не могу от тебя избавиться, даже когда ты мертвый?

«Потому что ты заслужил это, мучая меня своим идиотизмом при жизни. Хватит пускать сопли, Эйдан. У тебя ведь уже есть план».

Игнорируя продолжающийся треп Деванторы, игнорируя двух охранников по бокам, игнорируя все вокруг, Рид прикрывает глаза и заставляет себя расслабиться: сначала плечи, затем локти, запястья, спина, ноги… Глубоко вдохни. Выдохни. Еще раз. Уж если даже мертвый Салим — его передергивает, но если у него не останется иронии, у него не останется ничего — унижает его, то с этим пора заканчивать. Повоет на луну, когда выберется.

Тем более у него действительно есть план.

Чертовски хитрый план.

* * *

Машина медленно пробирается по забитым улицам центра. Это блестящий фасад Джакарты, но спроектирован он так же неказисто, как и трущобы. Куда ни глянь — мопеды, пытающиеся пролезть между машинами, и ленивые, привыкшие к такому темпу езды водители. Пробка закончится при съезде на Селатан. Рид понятия не имеет, куда и зачем они едут, но ему нужно успеть до того, как они съедут на скоростную трассу.

Он ощущает, как по виску медленно стекает капля пота.

Сделать то, что он задумал, когда по обе стороны от него сидят две одинаково хмурые рожи, — трудно. Еще труднее не распускать язык каждый раз, когда Девантора открывает рот, чтобы почирикать со своим водилой на светские темы. Рид сидит тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, и слушает вполуха, сосредоточившись на том, чтобы не спалиться.

— …И, Лукман, напомни мне позвонить Мансуру из «Аль-Шамеда».

— Когда, господин Девантора?