— Антон! — закричала я, бросилась из кухни и была сразу же повалена на пол. Я примерно закрыла голову руками, как мне и приказали страшным громким голосом, и, пока лежала, успела сосчитать шесть пар ног в омоновских ботинках. Когда рядом положили Лору, она посмотрела на меня странным застывшим взглядом. Я не знаток условных взглядов женщин-воинов и на всякий случай приказала ей глазами лежать спокойно и не делать всяких глупостей, типа нападения на спецназовца с целью завладеть его оружием.
— Можете встать, — раздался рядом спокойный, уверенный голос. — Полковник Негоднов. Вас беспокоит отдел по борьбе с международным терроризмом УПС… ФСБ. — Он назвал еще столько букв аббревиатуры, что я бы не запомнила их, даже если бы смогла расшифровать, а закончил знакомым словом:
— России. — Перед моим носом развернулось и тут же схлопнулось красной бабочкой удостоверение. — Девочка, не бойся, — он похлопал по плечу трясущуюся от ненависти и унижения Лору, — мы не страшные. Мы умные. Имеете ключ от ящика?
Я покачала головой. Не имеем, значит. Лора сцепила зубы и стиснула пальцы, вероятно, чтобы не дать им расшалиться.
— Вскрывай!
Легким движением большого ножа с зазубренным лезвием мужчина в пятнистой форме сдернул дужку замка. Открыли крышку. Первое, что я увидела, была маленькая лысая головка из странного, похожего на розовый воск, материала с кое-где свисающими прядями светлых волос. На меня смотрел полуприкрытый нежно-голубой искусственный глаз, вспухшие, словно выставленные для поцелуя губки с облупившейся краской, вздернутый носик с отбитым кончиком и пустой провал второго глаза.
С обеденного стола все убрали, и вот содержимое металлического ящика равномерно распределено по его поверхности. С изумлением полковник Негоднов трогает пучок шерстяных ниток — все, что осталось от свитера Антона. Пустые металлические поддончики, в которых когда-то были тени, с остатками разноцветной пыльцы, рассыпались в разные стороны. Перекореженная тетрадь, по виду как после стирки в стиральной машине. Листки книги, с вырезанными кое-где словами, и вырезы эти вызвали у полковника и его команды оживленный интерес. Распотрошенные картонки переплета. Дорогая брошь — серебро — и огромный рубин в россыпи мельчайших бриллиантов вокруг. Серьги старинного вида, угрожающе пронзающие свет лучами прозрачных камней. Пучок свалявшихся светлых волос, его удивленно потрогал кто-то из команды, под ним оказались два перстня, явно на мужские пальцы, один — печатка. Рядом — два крошечных бархатных башмачка на деревянной подошве, с каблучками, один — разодран, а каблучок расщеплен. Два капроновых чулка, кожаная перчатка, флакон духов синего стекла с выгравированной буквой F, пистолет, запасная обойма, тюбик губной помады, записная книжка с золотым карандашиком на веревочке, несколько крупных жемчужин, а также части рук, ног, тело и голова старинной куклы в обрывках шелка и кружев.
— Та-ак, — удовлетворенно кивает Негоднов. — Описать, упаковать, передать фактурщикам!
— Там есть очень дорогие вещи, — решилась я. — Пригласите понятых, пожалуйста.
— В целях безопасности обойдемся без понятых. Распишитесь вы. Я бы на вашем месте вообще поменьше людей привлекал к этому делу, вы меня понимаете? Столько желающих вертится вокруг, кто знает, может, за дверью сейчас стоит тот, кто поставил, к примеру, вот этот жучок. — Полковник подходит к выключателю на стене и ловко поддевает ножом то, что я приняла за шуруп. Протягивает мне на ладони крошечную металлическую кнопку и, честно глядя в глаза, заявляет:
— Это не мой отдел ставил. Это не наши системы, вы меня понимаете?
Я смотрю сквозь коридор, в открытую дверь, и, вероятно, мое лицо захлестывает такое отчаяние и желание кого-нибудь побить, что даже Лора, любительница выяснять отношения именно таким образом, предостерегающе берет меня за руку.
Мы молча наблюдаем, как сотрудники Негоднова загружают все вещи обратно в коробку, с максимумом предосторожностей, и только я вспомнила об Антоне, как люди у стола дернулись и схватились за оружие. Потому что раздался громкий возмущенный вопль.
Бегу в комнату и вижу беснующегося в руках двоих здоровенных мужиков Антона. Он почему-то весь в грязи, висит между ними, исступленно дергает ногами и кричит так, что Лора затыкает уши.
— Ключ! — кричит он, захлебываясь. — Мой ключ! Отдайте немедленно! Отдайте мой мизинец! Вы сволочи, это мой мизинец! Не трогайте меня!
— Поставьте мальчика, — приказывает Негоднов. Антона ставят на пол, и он сразу же бросается на полковника, колотит его кулаками и кричит.
— Мальчик. — Полковник старается захватить грязные, в земле, руки Антона. — Мы сейчас успокоимся и скажем тихо и внятно, что нам надо, ладно?
— Мой палец, — тяжело дыша, требует Антон. — Верните мизинец бога! Он мой!
Я смотрю в открытую балконную дверь и вижу засыпанный землей пол балкона, и перевернутый цветочный ящик, и кота соседки, с буддистским спокойствием сидящего на перекладине, защищенного от нашего шумного мира светом прозрачнейших желтых глаз.