— Выпей еще. — Лора протягивает мне рюмку, я отвожу ее руку. От запаха валерьянки меня уже тошнит. — Пей, а то у тебя сердце не выдержит!
— Выдержит.
— Не выдержит. Мне мама говорила, что ты умница, только сердцем слабая, пускаешь в него всех подряд.
— Выдержит!
— Давайте вызовем милицию, — предлагает все еще возбужденный Антон. — Это же просто ограбление какое-то!
— Вообще-то да, — кивает Лора. — Драгоценности ушли.
— При чем здесь драгоценности? Они забрали мой мизинец бога!
— Да отвали ты со своим мизинцем, — отмахивается Лора. — Заколебал. Нормальные маменькины сыночки должны собирать марки или железную дорогу. А ты? То заспиртованная лягушка, которая, кстати, жутко воняла, то наколотые жуки, теперь еще мизинец. Ты знаешь, что это такое? — спрашивает она меня. — Это настоящий засушенный палец!
Я киваю:
— Да. Это я нашла ключ в цветочнице на балконе. Извини, Антон, все с этим ключом так завертелось… Они думали, что Ханна держит что-то важное в сейфе, захватили банк, была перестрелка…
— Вот идиоты, — не выдерживает Лора. — Ну и как, их рожи здорово перекосило, когда они открыли этим ключом сейф?
— Не то слово, — вздыхаю я.
— Жаль, мама не видела, — вздыхает Лора.
— А они могут мне вернуть мизинец бога, если он им больше не нужен? Это же не брошка дорогая, не кольцо, он нужен только мне!
— Грязный вонючий палец дохлого лонгобарда, — констатирует Лора. — И после этого ты уверяешь меня, что боишься ночью спать без света? Ты куклу видела? — поворачивается она ко мне. — Видела, что сделала моя мамочка? Они чокнутся разбирать последствия ее шизофренических припадков, эти шерстяные нитки свитера, мы их раскладывали по порядку: желтый — к желтому, синий — к синему и так далее. Ведь мы их измеряли! Длину каждой нитки разного цвета! Записывали цифры и сидели потом долго, думали, куда эти цифры приткнуть. Мама все записывала в блокнотик, приблизительно так: “44Ж, 75С и 8 по 12К и Кор”. “Кор” — это коричневый, коричневый и красный на одну букву, поэтому “К” — красный, а “Кор” — коричневый. Теперь их шифровальщикам будет чем заняться!
— А мне нравилось, — вступается за мать Антон. — Она сказала, что мы ищем клад, и я разматывал свитер. Рюкзак, правда, жалко, но мама сказала…
— Размеры лотков из-под теней, ширина, длина и высота в миллиметрах, — перебивает Лора. — С буквами, обозначающими цвета, опять — “Ж”, “Г”, и так далее! А все маркировки со свитера, рюкзака, теней! Они в блокноте идут отдельной статьей. А какое счастье навалилось однажды субботним вечером, когда мы узнали, что если расположить все эти “Ж” и “К” в алфавитном порядке с приставленными к ним цифрами — метражом ниток, и сложить, и поделить на количество цветов, то получится число, в которое Руди родился, а год, в который он родился, получится, если это все сложить и умножить на восемь. — Лора ложится на белый ковер и раскидывает руки в стороны. — Вот дурдом был, еще тот. Привезет сюда на побывку на субботу и воскресенье, а выйти никуда нельзя, чтобы нас не увидели.
— Меня она возила под сиденьем, а Лору в багажнике, — кивает Антон.
— А что все это время делал Латов? — возмутилась я. — Он что, с вами считал?
— Нет. Папочка наблюдал со стороны и посмеивался. — В голосе Лоры чувствуется напряжение, когда она говорит об отчиме. Не просто раздражение, как на мать, а именно подавляемое напряжение.
— Папа говорил, что, когда понадобится, ты все найдешь. — Антон подошел и положил руки мне на плечи, потом сел рядом на ковер.
— Но с другой стороны, его можно понять, — продолжила Лора. — Мамочка, ранее не обращавшая на нас никакого внимания, стала проводить с детками все свободное время. А что она там расковыривает, делит, умножает, а нехай ее! Субботу и воскресенье мы распарывали, ломали, измеряли и считали. “Так, дети, свитер истребован до нитки, теперь займемся рюкзаком Антона! Мы найдем это число, мы его найдем!!” А все остальные дни недели мы должны были вспоминать, что Руди нам говорил, куда возил, чем кормил.
— Но она же не всегда была такая чокнутая, — тихо замечаю я.
— Не всегда. Слава богу, пока Руди не убили, мамочка не обращала на нас никакого внимания, — вздыхает Лора. — Так что мое раннее детство можно даже назвать счастливым в своей стандартности.
Лора показывает пальцем на торшер. Осторожно встает, крадется на цыпочках и щелкает ногтем по подозрительной кнопке на ножке лампы.
— Я где-то видела в кино, у слухача от такого в ушах страшно грохочет! — замечает она удовлетворенно и, спохватившись, закрывает рот рукой. — Разболтались, — кивает укоризненно, — надо было пойти в ванную и включить воду!
— Пусть слушают. Нам нечего скрывать. Собирайте необходимые вещи, — встаю я. — Поедем ко мне. Или здесь останемся?
— Не-е-ет! Хором.
Первое, что мы увидели, открыв дверь моей квартиры и включив свет, — это гордо прохаживающегося по коридору попугая. Он явно требовал похвалы.
— Смотри! — присел Антон. — Такие же кнопки, как у нас!
На полу валялись четыре металлические утолщенные кнопки и одна пластмассовая, с усиком.