Правило крысолова

Стараясь ступать бесшумно (для этого приходится идти не поднимая ног, как будто натираешь паркет), я возвращаюсь в кухню, делаю несколько глубоких вдохов и длинных выдохов и после шестого вдоха открываю дверцу морозильника. Странно, но наличие в заиндевевшей камере еще одного пакета знакомой конфигурации меня даже слегка успокаивает. Значит, Ладушкин не вернулся к посылке, не распотрошил ее, не стал догонять первую жену Латова — это же она принесла посылку — и задерживать ее. Не приказал всем присутствующим не покидать дом бабушки, пока ведется расследование. Дороги не занесло внезапным сентябрьским снегом, не порвало провода, и вся наша дружная любящая семейка не оказалась оторванной от цивилизации и запертой в скучном английском детективе.

Чтобы подняться по лестнице, шлепанцы придется снять. Я обхожу второй этаж. Никого. Неужели Ладушкин решил задержать всех присутствующих? Погрузил их, скованных наручниками, штабелем в свою легковушку или потащил, связанных веревкой, на станцию к электричке?

Чтобы спуститься вниз в подвал, лучше вообще надеть более подходящую обувь. Сойдут мои старые кроссовки, я спускаюсь по металлической лестнице и сразу вижу бабушку у старого угольного котла. Она сидит на низком стульчике и сосредоточенно вырезает что-то большими ножницами.

— Давай помогу. — Я подошла очень тихо, бабушка застыла, услыхав мой голос, но в поднятом ко мне лице не было ни тени страха или досады.

Плотный картон коробки легче резать ножом. Стараясь не думать о том, что делаю, я выпиливаю прямоугольник, на котором написан адрес квартиры Лады Латовой, и приписка — кому: “Латовым Лоре и Антону”. Отчаяние и страх заставляют трепыхнуться мое сердце невпопад.

Бабушка рвет порезанную коробку и жжет картон в топке. Я разворачиваю одну из газет, которые были в посылке, они валяются скомканные на полу. Подумав, расправляю ее, потом аккуратно сворачиваю и кладу на вырезанный прямоугольник.

Дверца топки закрыта. Бабушка уносит вырезанную картонку с газетой к полкам. Кладет под старую бензопилу.

— Мы поговорим здесь. — Она тяжело опускается на табуретку у разделочного стола с металлической столешницей. — Этот инспектор обошел первый и второй этаж, а в подвале не был.

— Ты же не думаешь, что он, как в шпионских фильмах, будет нас подслушивать?

— Не думаю. Но по телефону со мной о деле не говори.

— Бабушка!

— Инга, послушай, что скажу. Я хочу знать, как у тебя дела с мужчинами.

— Вообще или с Павлом? — Я привыкла ничему в бабушке не удивляться, отвечаю примерно вопросом на вопрос.

— Сначала — вообще.

— Вообще — никак.

— А твой фотограф, вы же работаете вместе?

— Оператор. Он снимает камерой. Мы работаем вместе, и между нами существует негласный договор категорической дружбы и взаимопомощи.

— Негласный — это когда ни один из вас не сказал другому, что он по этому поводу думает? — задумывается бабушка.

— Такое не надо обсуждать. Такое чувствуется сразу. Я всегда различаю, когда нужна мужчине по делу, а когда… ну, ты понимаешь.

— Хорошо, что чувствуешь. Я всегда молила судьбу, чтобы она не обделила тебя моей интуицией. Твоя мать сказала, что мужчина, с которым ты любишься, женат.

Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю.

— А она не сказала, что опасается проявления у меня тяжелой тетушкиной наследственности?

— Приблизительно это ее и беспокоит. Давно ты с ним?

— Больше года.

— Это долго, — кивает бабушка. — Он стал засыпать?

— Засыпать?

— После того как вы отлюбите, он засыпает?

— Иногда. — Я пытаюсь вспомнить. — После второго раза.

— Но раньше ведь не засыпал?

— Откуда ты знаешь?

— Я все знаю о мужчинах. Вы встречаетесь один раз в неделю? Два?

— Один.

— А остальные шесть дней? — удивляется бабушка. — Что ты делаешь остальные шесть дней?

— Жду.

— Чем ты его угощаешь?

— Пирожками с клубникой и апельсинами, — отрапортовала я грустно.

— Твоя выдумка? — улыбается бабушка. — Что-то я не припомню, чтобы пекла такие пирожки.

— Моя.

— Клубника и апельсин… Хорошо бы приправить горьким лимоном.

— Бесполезно. Он назвал это повидлом. Вчера.

— Вот как! — оживилась бабушка и внимательно всмотрелась в мое лицо. — А ты и сразу раскисла?

— Я удивилась.

— Тогда вот что. — Она положила ладони на стол, я подвинула одну к себе и легла на нее щекой. — Ты должна решить, насколько тебе нужен этот мужчина.

— Я ничего не хочу менять, — еле слышно пробормотала я.

— Не в твоей породе. Не в твоей. Ты хочешь с ним любиться и дальше? Как долго?

— Очень долго.

— Тогда слушай внимательно. Перед тем как уложить начинку в тесто, возьми чайную ложку, желательно серебряную. Та ложка, что я дарила, еще у тебя? Я киваю, елозя щекой по ее ладони.

— Хорошо. Она должна быть чистой, сухой, и вообще лучше для других нужд ею не пользоваться, потому что серебро впитывает запахи, а запах в этом деле — самое главное. Ты должна стать в темном месте и подумать о возлюбленном. Осторожно вложить ложку себе внутрь настолько глубоко, насколько тебе это понравится. Вытащить и накладывать начинку ею.

Я поднимаю голову, расставляю ноги и смотрю в прорезь халата.

— То есть сюда?.. — показываю пальцем вниз.