Правило крысолова

— Тебя зовут Инга, прекрати шутить. Ты у меня одна, словно — кто? Правильно, в небе луна.

— Не знаю, как бы это сказать, но за последние два дня столько всего произошло…

— Ты не в форме?

— Да. Именно так. Не в форме. У меня синяк, ссадины в разных местах и подписка о невыезде.

— У тебя появился другой мужчина?

— Нет. Правда, я как раз сейчас собираюсь посетить одного человека в больнице, но его трудно назвать мужчиной. Он лежит в больнице, это раз, и совершенно не может отличить джинсы от колготок, это два.

— Ну, ты меня успокоила. Где эта больница?

— На Ленинском.

— Тогда — в кафе у Гагаринской, помнишь его? Через час.

Ладушкина я узнала по длинному острому носу и по напряженному правому глазу, уставившемуся на меня с остервенением. Голова его была забинтована, левый глаз закрыт повязкой, на шее установлен гипсовый воротник, так что говорить он мог, только не двигая нижней челюстью. Сразу и сказал, как только я тихонько прошмыгнула в дверь:

— А чем ты ту?

— По делу пришла, с допроса, — доложила я, присаживаясь на стул у кровати.

— Опоала?

— Да. Опознала, хоть это и не понравилось вашей коллеге.

— Ура.

— Она не дура, она закомплексованная. А вы зачем написали, что это я ударила вас гвоздодером?

— Ты… ура…

— Я дура? Почему? — заинтересовалась я.

— Ты не ила.

— Я знаю, что не била. Ладно, если у вас брали показания, когда вы уже были в этом гипсе, тогда все понятно. Ваши коллеги обошлись без шифровальщика, да? Написали, как поняли. Вы не нервничайте, просто моргайте, если согласны. В вашей объяснительной написано про ноги в колготках и в туфлях на шпильках, так?

— Не аю.

— Как это не знаете, мне только что зачитали! Ладно, пойдем с другого конца. Вы видели женские ноги в колготках и в туфлях на каблуках, когда лежали на полу? — Я начинаю звереть.

— Ну и ш-што? — шипит Ладушкин.

— Как это — что? Вы можете сказать, что там были не мои ноги! Я же была тогда в джинсах и кроссовках!

Ладушкин скашивает глаза вниз и напряженно смотрит.

— Ну? — Я встаю и демонстрирую ему свои джинсы с артистичными прорезями на коленках. — Вспоминаете?

Ладушкин закатывает глаза вверх, до сильно выступивших белков.

— Я идел ноги бе шанов.

— Ну, будут вам сейчас ноги без штанов! — Стащив джинсы, я становлюсь на табуретку ступнями в носках. — Так хорошо видно? Повернуться? Еще повернуться? Внимательно смотрите, исполнительный вы наш! Видите, там были совсем не мои ноги! Может, мне надеть черные колготки и шпильки и потоптаться на вашей кровати?! Возле вашего лица, чтобы провести настоящий следственный эксперимент?!

— Да! — внятно говорит Ладушкин.

Тут я прихожу в себя, осматриваюсь и обнаруживаю, что остальные больные в палате изогнули свои загипсованные тела в максимальном напряжении, чтобы удобнее было смотреть.

— Вы бессовестный гад, — говорю я, надевая джинсы. — Так вам и надо! Как вы посмели подписать показания, что не знаете, кто вас ударил?

— Я не аю!! — Ладушкин бьет ладонью по простыне.

— Но это же была не я! Это вы могли сказать?!

Вытаскиваю из сумочки свернутые листки, расправляю их и показываю Ладушкину. Он забирает их и долго всматривается правым глазом.

— Окуда?

— Из архива Интерпола. Узнаете кого-нибудь? — Тут я замечаю, что Ладушкин смотрит своим глазом мимо листов на меня. Показывает пальцем на тумбочку. Я открываю. Показывает на книгу. Достаю книгу. Из книги Ладушкин достает свернутый лист, расправляет и дает мне.

— Что это? “Носовой платок, ключи, предположительно от квартирных замков с брелком в виде насекомого в янтаре”… Это опись вещей, которые у меня нашли в кармане! Что вы хотите сказать?

Отобрав лист, Ладушкин ногтем пытается что-то подчеркнуть, рвет бумагу, сердится и таращит глаз.

— Ну и что тут? — Я смотрю на запись над дыркой:

— “Маленький ключ, предположительно от кейса или банковской ячейки с надписью “пи-си” латинскими буквами и цифрой девять”. Ну и что? Ну, ключ…

Тут я вспоминаю, что этот ключ лежит у меня в сумочке в кошельке. Ладушкин цепко хватает меня за руку и тянет к себе.

— Ты нашла ключ на балконе, в земле? — чисто говорит он, потому что для этой фразы напрягся, приподнял голову и оттянул другой рукой от подбородка гипсовый воротник. — Знаешь, от чего он?

Я испуганно качаю головой.

Ладушкин отпускает мою руку, перестает оттягивать гипс и осторожно кладет голову. Он закрывает глаз и некоторое время просто громко дышит. Я думала, что ему больно, уже хотела проявить сочувствие, но тут глаз открылся и посмотрел на меня с такой злобой, что я на всякий случай отошла от кровати подальше.

— Поправляйтесь, — говорю я, пятясь к двери. — И не волнуйтесь ни о чем, я подписала подписку о невыезде, никуда не денусь, поправитесь и потом допросите меня хорошенько, ладно? У меня тридцать шестой размер ноги, в следующий раз приду в черных колготках и на шпильках, чтобы вы точно сопоставили, потому что у той женщины нога не меньше сорокового. Только вы за это время не подписывайте ничего, ладно? А то на меня из-за вас навесят все бандитские нападения в городе с употреблением гвоздодеров.