Правило крысолова

— Нет, это на Ханну Латову работали четверо из восьмого отдела, — зашелся смехом федерал на заднем сиденье рядом со мной. — Ей сделали полный набор, вы бы почитали разработку психолога на эту тему!

Тут они слились в полном экстазе, взахлеб заваливая меня цитатами из разработки их штатного психолога. Впав в оцепенение, не веря своим ушам, я слушала, что “молодого застенчивого и стесняющегося агента — тип великовозрастного сыночка” должен был на следующий день сменять “крупный, тяжелого сложения агент лет пятидесяти, умудренный житейским опытом, немногословный и по поведению категорически надежный — тип папы, способного решить любую проблему”. А его, в свою очередь, “нервный заводила, около тридцати, с замашками афериста, не брезгующего попросить денег — тип криминального красавца”. После “криминального красавца”, вероятно, чтобы успокоить нервы моей тети, предлагался “среднего достатка, пришибленный любовью до потери интеллекта, по-собачьи преданный, отслеживающий любые желания возлюбленной ее ровесник — тип многодетного научного сотрудника, застрявшего лет на десять на уровне защиты кандидатской”.

— А вас как только Павел Андрееич увидел, сказал — она моя целиком. Я ее один раз в неделю сделаю счастливой на пять дней сразу! И выделил для обработки субботу.

— Субботу он выделил, потому что в пятницу крутил с Любочкой.

— Нет, не с Любочкой, а с этой, как ее!..

— С Любочкой, медиком из отдела фактурщиков!

— Почему не на семь дней! — закричала я, чтобы прекратить эту муку. — Почему на пять?

Обхохатываясь, мне объяснили, что на шестой день я должна уже была начать зреть, чтобы к седьмому дню желать своего возлюбленного до… Ну, до этого самого.

Я остужаю пламенеющие щеки холодными ладонями.

— Так что же вы теперь будете делать по субботам? — настаивает федерал за рулем.

— Я бы вас пригласил в пятницу поужинать, но вы не в моем вкусе, — сознается федерал рядом со мной. — Я грудастых люблю. И чтобы сзади тоже, вы понимаете?..

— Слушай, да она ничего не знает!

В маленьком зеркальце мне подмигивает веселый глаз, совершенно безумный от злоупотребления бабушкиной выпечкой.

— Ты скажи!

— Нет, ты скажи.

— Лучше ты.

— Я не могу, вдруг она заплачет, я ревущих женщин не терплю, так бы и пристукнул!

— Быстро говорите, что случилось! — закричала я.

— Ну, в общем, — начал федерал за рулем, — ваша мама, если вы в курсе, поехала на вашем автомобиле…

— И с вашим паспортом, и с билетом на ваше имя, который был куплен за два дня до этого! — горячо подхватил другой.

— Да, и с вашим паспортом, поехала в аэропорт. Ну вот, а за ней поехал один наш дежурный по слежке, то есть как раз была его смена до восьми утра. Еще поехал этот Ганс с сопровождающим из нашего отдела. А еще счастливчик, Павел Андреич, вот он поехал с лицом пока не установленным…

— По предварительной разработке, это была Хогефельд! — вступил федерал рядом со мной.

— Ну, допустим, Хогефельд. Уже в аэропорту, когда наш человек увидел, что за ним бегут четверо, достал оружие, и…

— Что с мамой? — всхлипнула я.

— С вашей мамой? Улетела она. Применила к Гансу какое-то психотропное оружие…

— Это потом наши медики определили, а у Ганса давление еще четыре часа скакало, зрачки расшились, и он… Он… — не сдержавшись, федерал рядом со мной захохотал с подвываниями, — такое вытворял с вашей машиной!.. Нет, мне рассказывали, я не поверил!

— Он находился в состоянии долго еще не проходящей эрекции, — осуждающе посмотрел в зеркало федерал за рулем.

— Что с мамой, черт бы вас побрал! — Я посмотрела на часы. Если учесть, что печенье они потребили не на пустой желудок, а сверху пяти-шести пирожных и большого количества чая, так… прибавим минут десять, получается, что приступ болтовни кончится через семь-десять минут.

— Ваша мама улетела в Германию по вашему паспорту, а вот Павел Андреич…

— Да. Павлу Андреевичу повезло меньше. Пристрелил его наш дежурный. Случайно. Не узнал. Говорит, он бежал, кричал ваше имя, а потом стал стрелять в дежурного, тот отстреливался.

— Кто его знает, как там все было, но пуля — его.

* * *