Правило крысолова

— Вранье! — не выдерживаю я.

— Почему вы считаете это не правдой, Инга Викторовна? — вкрадчиво интересуется федерал, направив на меня магнитофон.

— Потому что Ладушкин не стрелял! Проверьте его пистолет, это элементарно.

— А как он ее убил тогда?

— Я ее задушил вот этими руками, — протягивает перед собой руки Ладушкин.

— А я вам говорю, что, как только инспектор вошел в сарай, сразу же получил в нос! Упал и потерял сознание.

— Инга Викторовна, как, по-вашему, погибла гражданка Хогефельд?

— Понятия не имею, но Ладушкин здесь ни при чем! Ее могла убить одна из охранниц детей. Перед тем, как побежать на поле к вертолету. Или другая, тело которой мы нашли у калитки.

— Нашим отделом, — вступил в допрос другой федерал, — сделана полная временная и расстановочная ориентировка, исходя из показаний свидетелей и детей, Лоры и Антона Латовых. По этой ориентировке получается, что Анна Хогефельд могла быть убита только после драки с одной из охранниц, когда погналась за детьми. Автомат, найденный нами в колодце, соответствует описанию того оружия, которое несовершеннолетний Антон Латов подобрал и бросил в колодец. Таким образом, в некотором временном отрезке в сарае оказались двое детей Латовых, Хогефельд, инспектор Ладушкин и вы, Инга Викторовна.

— Неужели я перегрыз ей горло? — не унимается инспектор. — Выйдешь за меня замуж, последний раз спрашиваю?!

— Отвечайте, Инга Викторовна, — требует федерал.

— Я не буду женой Ладушкина.

— Я предлагаю вам отнестись к допросу серьезно.

— Я хочу подумать. — Только теперь я поняла, что весь этот допрос затеян из-за меня. Не Ладушкина подозревают, а меня.

— Думайте, Инга Викторовна.

— Я вспомнил! Я ударил ее лопатой по голове! — нервничает инспектор. — И долго потом еще бил по всяким местам. Она же террористка в международном розыске, мне за это надо медаль дать!

— Ладно. — Я решаюсь. — Это сделала я.

— Итак, — выдохнув, федерал сбросил напряжение, — как именно вы это сделали, Инга Викторовна?

— В присутствии адвоката. — Я смотрю в холодные глаза рядом, потом на возбужденного Ладушкина со сложной конструкцией на лице.

— Если мы удовлетворительно закончим беседу здесь и сейчас, — предлагает федерал, — я вам обещаю, что, учитывая проступки гражданки Хогефельд перед законом, я буду ходатайствовать за меру пресечения до суда в виде ограничения вашего передвижения, не более. Но если вы хотите все это затянуть, то до появления адвоката и решения вашего вопроса на предварительном следствии вы будете задержаны.

— Не верь ему и прекрати выдумывать с этим убийством! — приказывает Ладушкин.

— Адвоката! — настаиваю я.

— Инга Викторовна, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Германии Хогефельд. — Федерал встал, его напарники, пошептавшись, достали наручники.

— Это дело уголовное, так ведь? — не может успокоиться Ладушкин. — Пусть его ведет отдел по убийствам! Почему федералы?!

— Коля, прекрати, — усмехаюсь я. — Ну как я могу выйти замуж за человека без малейшей склонности к ориентировочному анализу, ну как?! Лопата, да? Лопата в сарае с сеном?! Что, больше вообще никакой фантазии? Как тебя только взяли в сыщики?!

— Пройдемте. — Федералы пропускают меня в дверях вперед и с сочувствием смотрят на беснующегося Ладушкина.

Он как раз спрыгнул с кровати и бегает по палате босиком, в семейных трусах и футболке, сдергивая с шеи гипс.

— Вилами! — орет Ладушкин. — Я заколол ее вилами! Вилами! Вилами-и-и-и…

* * *

Эту ночь я ночевала в следственном изоляторе предварительного заключения ФСБ.

* * *

— Инга Грэме, на выход!

Ко мне пришел адвокат.

В узкой длинной комнате окно под самым потолком. Закрыто решеткой. Стул привинчен к полу, на голом столе угнетает нервы унылым желтым светом настольная лампа. Я смотрю на старичка, копающегося в хозяйственной сумке. Он чертыхается, что-то бормочет в белые усы, достает платок, вытирает рот, убирает платок, копается в сумке, чертыхается…

— Вот!

Оказывается, он искал очки. Нацепив их и внимательно меня разглядев, старичок вздыхает.

— Никакого сходства, — заявляет он разочарованно.

— Простите?..

— Вы совсем на нее не похожи. Сколько вам? Двадцать пять?

Я с ужасом хватаюсь за щеки. Не скажу, что в семь тридцать утра я выгляжу превосходно, даже если высыпаюсь, а не кручусь волчком всю ночь на нарах, но никто еще не прибавлял мне годков, все только отнимали!

— Викентий Карлович, — кивнул старик. — Как вас называть?

— Инга… А на кого я не похожа?

— Ни на кого вы не похожи. Вы плохо выглядите. Впрочем, в этом заведении плохо выглядят все. Ваша бабушка И-золь-да… — с наслаждением продегустировав это имя, старичок прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся, — попросила меня с вами поговорить. Потому что ее не пустили.

— Вы адвокат, которого наняла для меня бабушка?

— Никудышный! — доверительно сообщает мне Викентий Карлович. — Ваша бабушка всегда, бывало, как сходит на мой процесс, поцелует меня потом в макушку и пожалеет. “Кенти, — скажет она ласково, — лучше бы ты занялся делом своего отца!”

— А каким делом занимался вам отец?

— Он делал отличную колбасу.