Правитель Аляски

   — Не надо так горячиться, Семён Иванович, — ответил изрядно сконфуженный Гагемейстер. — Я вовсе не хочу препятствовать вашему браку. Но... Вас не смущает, что вы могли бы сделать лучшую партию и ваши родные, возможно, и не одобрят вашего выбора?

   — Александр Андреевич Баранов достойный и глубоко уважаемый мною человек. Мне будет только лестно породниться с ним, и я не сомневаюсь, что мои родственники поймут меня и тепло примут в свой круг Ирину Александровну Баранову.

   — Что ж, он не дворянин, но, я слышал, за годы жизни здесь Баранов сколотил себе очень приличное состояние. Его дочь, без сомнения, — Гагемейстер вновь испытующе взглянул на Яновского, — весьма богатая наследница.

   — Я никогда не думал об этом, — вновь покраснев от сдерживаемого гнева, ответил Яновский. — Я не отношу себя к охотникам за чужими наследствами, и слышать такие предположения в свой адрес мне, право, очень обидно.

   — Да зачем же так, ничего обидного тут нет, я и не намекал на вас прямо, а просто подумал и высказался вслух, — примиряюще сказал Гагемейстер и неожиданно заключил: — Если вы сами не видите препятствий для бракосочетания, то можете быть уверены, я не буду торопить вас с отъездом в Россию сразу после свадьбы.

Сухо поблагодарив командира, Яновский вышел.

Баранов давно ожидал этого разговора с дочерью. Как только он был извещён Гагемейстером о предстоящем отходе «Суворова», его всё более тревожила судьба Ирины. Не только он сам, но и многие в Ново-Архангельске уже прознали про отношения дочери главного правителя с флотским лейтенантом Яновским. И очень получилось бы некрасиво, если бы, закружив девице голову, моряк оставил её на бобах.

Теперь же всё следовало, как должно: лейтенант объяснился с дочерью, что любит её, и готов просить её руки. «Сама-то, Иринушка, как к нему?» — спросил он дочь. «Люблю я его, тятенька, — отвечала Ирина, — верю ему. Он ласков со мной и мил, и страшно мне было думать, что вот уйдёт он, не сказав заветных слов, и на том всё у нас кончится. Как подумаю, что всегда буду с ним, сердце так и замирает от счастья. А когда по нескольку дней не навещал он нас, я уж и не знала, что мне делать, места себе не находила и мучилась мыслями всякими: вдруг с ним что случилось, вдруг занемог, вдруг надоела ему?

Стыдно было, а всё норовила спросить — то Понафидина, то друга его Новосильцева: где ж Семён Иванович, здоров ли он, что-то не заходит? Вы уж, тятенька, пожалуйста, когда придёт к вам Семён Иванович, будьте с ним поласковее, чтоб не обидеть его ненароком». — «Да за что же мне обижать его, твоего суженого, — нежно гладя дочь по голове, отвечал Баранов, — ежели он с полным уважением и любовью к тебе относится? Он и со мной всегда был приветлив и ласков, и приятно было слушать рассказы его о флотской службе и рассуждения о политике в Европе. Вижу в нём здравый смысл и крепкую жизненную основу и верю, Иринушка, что будешь ты с ним счастлива. Никуда пока не отлучайся. Как придёт он руки твоей просить, я с ним впервой побеседую маленько, а потом и тебя кликну». Дочь, растрогавшись, поцеловала отца в щёку.

Яновский пришёл вскоре после обеда, в мундире с эполетами, при сабле. Лицо его было строгим и торжественным. Зайдя в кабинет, дёрнул головой.

   — Желаю здравствовать, Александр Андреевич!

Баранов подошёл к нему, протянул руку.

   — Здравствуй, Семён Иванович! С чем пришёл, что такой нарядный сегодня?

   — Серьёзный разговор к вам есть.

   — Говори. Я пустые разговоры и не люблю.

   — Вот уж несколько месяцев, как я знаком с вашей дочерью, Ириной Александровной. — Яновский говорил с некоторым смущением. На щеках его заиграл румянец. — Я никогда не думал, что здесь, так далеко от России, встречу девушку, которая займёт все мои мысли и чувства. Я искренне полюбил вашу дочь, Александр Андреевич, и знаю, что она отвечает мне взаимностью. Простите мне мою дерзость, но я осмеливаюсь просить у вас её руки. Скажу совершенно искренне: я глубоко уважаю вас, Александр Андреевич, и восхищаюсь вашими многотрудными делами в Америке. Породниться с вами, с вашей семьёй будет большой честью для меня.

Склонив голову, лейтенант Яновский замолчал.

   — Я ждал твоего прихода, Семён Иванович, — ответил Баранов, — и признателен тебе за то, что ведёшь себя как пристало мужчине. Спасибо за тёплые слова. Давай-ка присядем и поговорим о наших с тобой делах. — Баранов указал Яновскому на кресло и сам присел. — Мне уж до твоего прихода сегодняшнего призналась Иринушка, что будешь ты просить её руки. Хочу спросить тебя, хорошо ли ты всё обдумал, спрашивал ли разрешения на брак у командиров своих?

   — С командирами я говорил, и согласие их получено. Я понимаю всю серьёзность этого шага, и никаких колебаний у меня нет.

   — Мне интересно узнать, Семён Иванович, из какой ты семьи, кто родители твои?

   — Родители мои мелкопоместные дворяне, из Малороссии.

   — Живы ли они?

   — Слава Богу, живы.