Правитель Нерфертии

«Отлично, теперь дело за мной. Соедини их вместе». Наинекса наполнило знакомое чувство радости и удовольствия, непонятно откуда появилось желание получить Кристалл Света целиком, и только себе. Он попытался соединить руки, но почувствовал сопротивление, и это не было только сопротивление брата, сам символ на руке Келепа отталкивал его руку. Одновременно он почувствовал… Почувствовал за удовольствием, дарованным Предатом, другое, невиданное чувство, исходившее от Келепа. Это была надежда и она захлебывались в потоке удовольствия, Предат побеждал. Рука брата ослабла, ритуал был уже практически завершен.…

До боли знакомый голос окликнул его: – Наинекс! – Это была Манокисана. Где-то глубоко шевельнулось удивление и неожиданная радость. Что-то сразу произошло, сломалось в заклинании Предата, внезапная судорога свела руку Наинекса и он непроизвольно отдернул её. Рука брата безвольно повисла, на его запястье еле заметной нитью все еще продолжал мерцать символ Кристалла. «Наинекс!», – воскликнул Предат, явно недовольный, – «Помни о нашей миссии! Если она тебе мешает, освободи её душу! Она будет рада.»

Наинекс обернулся, Келеп беспомощно упал и распластался у него под ногами.

Манокисана, в своём снежно-белом платье, которое развевалось на внезапно поднявшемся ветру, медленно шла к Правителю. Волнение и страх были написаны на ее лице. Наинекс направил на неё посох.

Но он не мог. Не хотел.

«Что ты мнёшься?!», – в прежде спокойном голосе Предата послышалась тревога. Или показалось? – «Убей же её!»

Словно холодный душ окатил Наинекса. Убей. Именно это холодное и чёрствое слово скрывалось под обольстительным «освободи». Почему же он не задумывался раньше, что значит «освободить»?

По правой руке, сжимавшей посох мёртвой хваткой, пробежала волна острой боли. Наинекс бросил взгляд на руку: символ Злобена пульсировал ярким фиолетовым светом рядом с расплывшейся кляксой метки Предата. Он не мог отвести руку, но Манокисана, шепча что-то ласковое, подходила все ближе и ближе. Боль огненной плетью ударила по руке, поднялась вверх и скрутила всё тело. Наинекс закричал…

Он сидел в уютном кресле с высокой спинкой. Перед ним стоял круглый журнальный столик, на котором дымились две чашки ароматного напитка под названием чай. Напротив, на таком же кресле, наблюдая за Наинексом всеми шестью глазами, расположился Кхаа Тьмы, Чёрный Злобен. По его лицу скользнула еле заметная улыбка.

– Ну вот мы и снова встретились, Наинекс. Жаль, что при таких обстоятельствах…

– Где я?

– В собственном разуме, не узнаёшь?

Наинекс огляделся. Погружаясь в собственный разум, он воспринимал его как большой луг, покрытый разнообразными цветами. Каждый цветок или травинка были частью его разума, воспоминанием или знанием. Наинекс бродил по лугу, иногда останавливался и внимательно рассматривал цветы перед собой в поисках нужного. Но с момента последнего визита здесь произошли жуткие изменения. Трава и цветы потемнели, луг заволок какой-то мутный густой туман, сквозь который еле-еле можно было что-то разглядеть. С каменного возвышения, на котором они сидели, внизу, в тумане, был виден силуэт страшного чудовища. Оно напоминало огромного осьминога, раскинувшего бесчисленное число щупалец по всему лугу.

– Он потерял бдительность, решил, ты полностью его… – проговорил Злобен, но вдруг прервался: – Нет, не совсем!

Щупальца вырвались из тумана, распрямились, скользнули по желтоватой сфере вокруг Наинекса и Злобена и ушли обратно в туман. Злобен засмеялся, смотря куда-то вниз:

– Что, съел? – затем повернулся к Наинексу, – Всё же Предат сильнее меня, как не обидно это признавать. Надо было подкопить сил, но, как ты наверное догадываешься, дальше ждать нельзя, что есть – то есть… Так что времени у нас не так много.

Я слышал, как Предат пудрил тебе мозги своими «идеалами». Он фанатик своей идеи, при всех его знаниях и умениях – он безумец. Он хочет сделать всех счастливыми, он хочет, чтобы не было горя… Мы, Кхаа, понимаем, но не принимаем его идеи. В Пустоши не существует горя. Но значит ли это, что Пустошь – есть абсолютное счастье?

Горе и радость – две противоположности, и если убрать одно, останется ли другое навсегда? Пустошь – источник вечного блаженства, вечного удовольствия. Долго находясь там, душа теряет своё «я», свою индивидуальность.

Только жизнь, вечно меняющаяся, непредсказуемая, порой несчастная, а порой приносящая радость, способна сохранить личность. Думаешь, если бы Кхаа хотели сделать Вселенную, лишённую горя, был бы нужен Кхаа Тьмы? – Злобен ухмыльнулся, – Пустошь – это абсолютный обезличенный Порядок, а наша Вселенная – кусочек хаоса внутри неё. Если Предат добьётся своего, все души превратятся в одинаковые потоки энергии, не способные мыслить. Ты чувствовал через Предата удовольствие, дарованное Пустошью. Скажи мне, может ли оно сравниться с огнём любви или бурей ярости?

Даже Предат это понимает, используя в основе самых мощных своих заклинаний не Пустошь, а ненависть, чувство, доступное только здесь, в этой Вселенной.