Правители эпохи эллинизма

В распоряжении римлян было всего два легиона с соответствующими вспомогательными отрядами. Африканских слонов они поставили позади фронта, поскольку те не могли равняться с индийскими слонами Антиоха. На правом крыло у римлян стояла конница под командой пергамского царя Эвмена II. Именно здесь и начались все несчастья Аптпоха. Водители боевых колесниц были перестреляны неприятельскими лучниками, и все левое крыло Антиоха было затем растоптано конницей во главе с Эвменом II в результате блестящей кавалерийской атаки.

На другом фланге Антиох прорвался до самого римского лагеря, Однако овладеть им он не смог, поскольку тот был. хорошо укреплен и охраняем, а в центре оказывала сопротивление только македонская фаланга, по и она была зажата со всех сторон, и Антиох с правого крыла не смог ей ничем помочь. Когда ему наконец удалось направиться к своему войску, занимавшему центр, здесь уже все было копчено. Лагерь также оказался в руках Римлян. Войско Антиоха распалось — практически его больше не существовало; все, кто еще уцелел, обратились в бегство, и к этому потоку примкнул и царь. Ночью ему удалось достичь Сард; отсюда он поспешил дальше в Апамею во Фригии, а оттуда через горы Тавра в Сирию. С потерей всей Малой Азии он уже смирился.

Лишь после долгих раздумий пошел Антиох на это решающее сражение — им владело чувство, что ему не по плечу бороться с Римлянами. Это чувство и в будущем его уже не оставляло. К военному превосходству римлян добавлялись еще их дипломатия и пропаганда, повсюду побуждавшие к борьбе противников селевкидского царя. Пропагандистское оружие этого последнего, напротив, было лишено убедительности, его лозунги не производили впечатления, и меньше всего они оказывали воздействие на эллинов по обе стороны Эгейского моря.

Друзья серьезно порицали Антиоха за его поведение. Они упрекали его в том, что он чересчур поспешно ушел из фракийского Херсонеса и таким образом расчистил Римлянам путь в Малую Азию еще до решающих столкновений в Европе. Диспозиция войск в битве при Магнесии, по их мнению, также была весьма неудачна: он обрек на верную гибель цвет своего войска — македонскую фалангу, — между тем как на другие, лишь незадолго до того сформированные контингенты войск возлагал совершенно необоснованные надежды, хотя они во всех отношениях сильно уступали римлянам.

В этих упреках, вне всякого сомнения, есть доля истины, однако в них не учитывается, что Антиоху в его прежних кампаниях приходилось иметь дело с противниками, которые в военном отношении были намного слабее его. Военная тактика римлян, у которой уже были на счету большие успехи в борьбе против Ганнибала (у Замы, 202 г.) и против Филиппа V (у Кипоскефал, 197 г.), была ему незнакома, иначе не могло бы случиться, чтобы атака конницы Эвмена II имела столь губительные последствия. Однако, как сказано ошибку следует искать прежде всего в области психологии: Антиох III, чьим идеалом был Александр Великий, столкнулся здесь с совершенно чуждым ему миром, понять который он был не в состоянии. Правда, среди окружения царя был целый ряд ярких личностей — здесь достаточно будет упомянуть о пунийце Ганнибале или вице-короле Малой Азии Зевксиде, — но эти люди не могли добиться признания в военном совете, ибо в конечном счете все решала воля Великого царя, а этот последний был одержим нереальными прожектами, пока наконец в Элладе ему не пришлось столкнуться с суровой действительностью, сломившей волю царя, и не было человека, который был бы в состоянии возродить ее.

Как для Пруссии битва при Иене и Ауэрштедте в 1806 г., так и для Селевкидской империи битва при Магнесии имела катастрофические последствия. Целый ряд юродов — и среди них Фиатира, Магнесия у Синила, а также Сарды — открыли свои ворота победителям; им последовали Траллы, Магнесия-на-Меандре и Эфес. Все они ориентировались теперь на восходящее с Запада новое светило. Одним ударом была потеряна вся селевкидская Анатолия. Повсюду римлян принимали с радостью — прокламации о свободе эллинов начали оказывать свое воздействие на греческие города, и время селевкидского господства многим представлялось теперь лишь далеким сновидением.