Правители эпохи эллинизма

Немного позже мы застаем его в войске Деметрия Полиоркета. В битве при Ипсе (во Фригии, в 301 г.) Пирр сражался геройски. Затем мы видим его в Греции «стратегом Эллады», т. е. уполномоченным представителем Деметрия в городах Панэллинского союза. Вскоре диадохи снова заключили мир, и Пирр вынужден был в качестве заложника, т. е. своего рода ответственного за верность Деметрия, заключенному договору, отправиться в Египет. Здесь он завоевал любовь и уважение Птолемея I. Узы дружбы были еще теснее скреплены брачным союзом юного Пирра с Антигоной, дочерью Береники от ее первого брака с никому не известным македонянином по имени Филипп. В 297 г. Пирр, вероятно, смог возвратиться из Александрии в Эпир. Здесь тем временем при поддержке Кассандра власть принял Неоптолем, сын Александра Эпирского и Клеопатры.

Неоптолем был энергичным человеком; Пирр заключил с ним соглашение, по которому он стал соправителем Неоптолема. Возможно, итогом явилось своего рода совместное правление, при котором оба царя поделили между собой полномочия. Соглашение это становится понятным лишь в том случае, если предположить, что Неоптолем находился в безвыходном положении, а Пирр мог рассчитывать на симпатии эпиротов. По двоевластие не было продолжительным, по всей вероятности, оно длилось не более двух-трех лет. Затем Пирр решил избавиться от соправителя. В изложении Плутарха, по-видимому восходящем к Проксену, можно вычитать своего рода оправдание этому убийству: Пирр якобы почувствовал угрозу со стороны Неоптолема и опередил его, нанеся смертельный удар, — версия, не заслуживающая, однако, доверия.

Смерть соперника — Неоптолема — сделала Пирра единодержавным правителем, и до самой смерти это положение никто больше не оспаривал у него. Позиция Пирра была двоякой: он был царем молоссов, самого могущественного племени среди эпиротов, и одновременно вождем (гегемоном) Эпирского союза. Этот союз был видом симмахии, добровольно подчинявшейся царю. Наряду с царем имелся еще простат молоссов. Подробности того, как соотносились между собой царская власть и простасия, до нас не дошли, однако это напоминает о сосуществовании спартанских царей и эфоров. В любом случае Пирру, как царю, провозглашенному войском, приходилось мириться с известными ограничениями, которые выражались в том, что дарование прав гражданства и проксепии, а, возможно, также и осуждение государственных и военных преступников находились в компетенции народного собрания молоссов. Пирр, вероятно, стремился к тому, чтобы создать себе положение, независимое от гражданской общины молоссов. Ио это могло произойти лишь в том случае, если бы он подчинил своей власти другие эпирские племена, прежде всего хаонов и феспротов, а также захватил бы и ряд чужих областей, в частности пограничные районы Македонии и Северную Акарнанию с городом Амбракией.

Если в позднейшей традиции (Юстин) Пирр именуется «царем Эпира», то это следует объяснить его фактическим господством над всем Эпиром. Но более всего в этом обозначении отразилась идея эллинистического территориального государства. В том же смысле надо истолковывать и знаменитую посвятительную надпись Пирра в Додоне, которую он велел сделать после своей победы над римлянами при Гераклее^{27}.

Чем, собственно, Пирр сумел произвести на своих современников столь глубокое впечатление? Традиция подчеркивает — и совершенно справедливо — харизматический элемент в этом царе. Так, например, говорили, что большой палец на правой ноге Пирра обладал чудодейственной силой: он был в состоянии исцелять от болезни печени, стоило только больному коснуться его, — точно так же Бурбоны исцеляли золотуху. По это еще не все: мы знаем, что на Пирра глубоко воздействовали его сновидения — перед его мысленным взором постоянно стоял образ Александра Великого. Пирр знал царя лишь по рассказам старших, однако, несмотря на это, Александр был тем кумиром, которому он старался во всем подражать. Конечные цели Пирра навсегда останутся для нас тайной; определенно лишь одно — Эпир был для него слишком тесен, и он стремился выйти далеко за пределы этой области. Македонское царство, наследие Агафокла в Сицилии и, наконец, власть над большой частью Италии, возможно, с городом Локрами в качестве столицы. — все это составляло цель его честолюбивых замыслов. О причинах крушения последних речь пойдет ниже.