А вот что писал историк, академик Михаил Петрович Погодин о том, как происходили роды: «При начале родильных скорбей Симеон Полоцкий пришёл во дворец и сказал, что царица будет мучиться трое суток. Он остался в покоях с царём Алексеем Михайловичем. Они плакали вместе и молились. Царица изнемогала так, что на третий день сочли нужным приобщить её святых тайн; но Симеон Полоцкий ободрил всех, сказав, что она родит благополучно через пять часов. Когда наступил пятый час, он пал на колени и начал молиться о том, чтоб царица помучилась ещё час. Царь с гневом рек: «Что вредно просишь?» «Если царевич родится в первом получасе, — отвечал Симеон, — то веку его будет 50 лет, а если во втором, то доживёт до 70».
И в ту же минуту принесли царю известие, что царица разрешилась от бремени, и Бог дал ему сына...»
Это случилось в Кремлёвском дворце в четверг 30 мая 1672 года, в день поминовения преподобного Исаакия Далматского, «в отдачу часов ночных», то есть перед рассветом. (В честь святого Исаакия, в день поминовения которого родился Пётр, в 1710 году рядом с Адмиралтейством была построена деревянная церковь. В ней 19 февраля 1712 года будущий император венчался с будущей императрицей Екатериной I. Потом на том же месте был построен каменный собор, но из-за того, что строился быстро, вскоре пришёл в ветхость, да и не вписывался в архитектурную панораму города. И, наконец, в 1818-1858 годах был воздвигнут на этом месте самый большой и красивый храм Санкт-Петербурга Исаакиевский собор, высочайшее достижение русского инженерно-строительного искусства).
Родившийся ребёнок был длиною в одиннадцать, а шириною в три вершка, то есть длиной 50 и шириной 14 сантиметров. Младенца крестили в кремлёвском Чудовом монастыре, в храме Чуда Михаила Архангела, где до него были крещены царь Фёдор, отец Петра — царь Алексей Михайлович, а после Петра — в 1818 году — здесь же крестили и царя-освободителя Александра II.
Мальчик рос и воспитывался так же, как в своё время росли и воспитывались его старшие братья, по их матери — Милославские.
До семи лет он находился под опекой мамок и нянек, а после этого перешёл в мужские руки. Его первыми воспитателями стали «дядька» — боярин Родион Матвеевич Стрешнев и стольник Тимофей Борисович Юшков. Среди воспитателей Петра был и другой Стрешнев — Тихон Никитич, которого молва называла подлинным отцом царевича Петра. Этот слух распускала старшая сестра новорождённого — Софья Алексеевна, бывшая всего на шесть лет младше своей мачехи и очень её не любившая.
Желая поставить под сомнение происхождение брата, Софья и приписывала Тихону Стрешневу мнимое его отцовство. Приводя потом доказательства особых отношений между Петром и Стрешневым, Софья отмечала любовь Петра к Стрешневу, а также то, что он в письмах называл Тихона Никитича «отцом». Однако это не так. Пётр называл Стрешнева не «отцом», а «Святым Отцом», что было, разумеется, шутливым обращением, принятым среди близких друзей Петра в более поздние, отнюдь не детские годы.
Версия о происхождении Петра от Стрешнева не была единственной. Ещё более стойкой и гораздо более нелепой оказалась история о мнимом отцовстве патриарха Никона — «собинного друга» Алексея Михайловича. Сторонники этой сплетни говорили и о сильном сходстве Петра с Никоном, и о высоком росте патриарха, и об особо доверительных и близких его отношениях с Натальей Кирилловной.
Слухам, может быть, стоило бы поверить, если бы не два обстоятельства. Во-первых, Никон за четыре года до рождения Петра был сослан на север — в Ферапонтов монастырь, и во-вторых, никогда более в Москву не возвращался: он умер по дороге в Москву, когда Петру было девять лет.
Что же касается династических событий, произошедших в детстве Петра, то следует особо отметить неожиданную смерть Алексея Михайловича, последовавшую 29 января 1676 года, ибо она повлекла за собою опалу Нарышкиных, так как на престоле оказался Фёдор Алексеевич, чьей матерью была покойная Мария Ильинична Милославская.
На свободу!
Ко дню смерти отца Фёдору исполнилось четырнадцать лет. Он был не просто болезненным, но очень больным человеком: его водили под руки, он быстро уставал, не очень хорошо видел и слышал. Да и внешне Фёдор Алексеевич выглядел крайне нездоровым, — он был худым и высоким, оставаясь безусым и в годы зрелости, с редкой бородкой, что тогда считалось признаком недужности, бледным, с длинными редкими волосами и припухшими, подслеповатыми глазами. Фёдор, как и Софья, был воспитанником Симеона Полоцкого и потому был образован в церковной истории, знал польский язык и латынь, а также постиг и начала стихосложения. Когда учение завершилось, воспитателем и наставником Фёдора стал уже знакомый нам Артамон Сергеевич Матвеев — родственник мачехи Фёдора. Стараниями Милославских и их сторонников у Матвеева вскоре отняли Аптекарский приказ, а затем и Посольский, доставшиеся ему в наследство от Бориса Ивановича Морозова, и послали Артамона Сергеевича в конце концов в Пустозерск.