Правка (СИ)

  Говорят: понедельник - день тяжелый. Солдаты метеостанции в этом вполне могли убедиться. Капитан приезжал по понедельникам обычно раньше, иногда до завтрака и что-нибудь вытворял. То заставлял сапоги снимать и показывать портянки, то выворачивать карманы, то поднимать матрасы. Если обнаруживал под матрасом какую бумажку, тщательно ее рассматривал. Это могло быть неотправленное письмо родителям, либо прочитанное письмо, полученное недавно от родителей, а то и нестиранные трусы. Нельзя было понять, радовался он такой находке, или печалился, но всякий раз приходил в бешенство, называя такой казус пособничеством империалистам. Виновник тут же садился писать объяснительную, а потом и заполнять анкету, в которой было более от сорока до восьмидесяти вопросов.

  - Строиться! Быстрее! Вывернуть карманы, вашу мать!

  Из карманов сыпалась махорка, скрепки, шпильки и пуговицы. У некоторых были свернутые бумажки и письма. Солдаты зажимали это добро в руках.

  - Развернуть бумажки! - командовал капитан. - Я должен убедиться, что там написано, откуда они получены. Ага, у Бомбушкаря письмо от матери. Что пишет мать? Небось, ругает советскую власть? Точно, так я и знал. Рядовой Бомбушкарь напишите матери, что она неправа, что ее сына, лодыря высшей марки кормят, как на убой, хорошо одевают, что у него уже подбородок отвисает и что ни в какой армии мира такого благополучия нет.

  - Возьмите, почитайте, товарищ капитан. В этом письме ничего о советской власти не говорится ни хорошего, ни плохого.

  - А почему она ничего хорошего не пишет, объясните мне, пожалуйста. Идите, строчите письмо. Сержант Шаталов, у вас что?

  - Девушка прислала...

  - Ладно. Сейчас переверните матрасы, снимите наволочки, я должен убедиться, что вы храните под матрасами, может у кого оружие, листовки, записки по которым происходят ваши конспиративные встречи..., я за вас отвечаю перед государством. Морально-политическая подготовка у вас еще далека до совершенства.

  Солдаты бросились к своим кроватям, разворошили их. В казарме поднялась пыль столбом.

  - Тумбочки откройте! Тумбочки! Шевелись! А вот, целая библиотека! Чья это тумбочка? Стать каждому у своей тумбочки! Та-ак! Откуда у вас это? кто вам дал столько учебников? Говорите честно, как на духу. С кем вы завели знакомство, что это за человек? Наша разведка все узнает, можете не беспокоиться. Ей понадобиться всего несколько часов.

  - Что вы, товарищ капитан, какая разведка? Мы что с вами - на оборонном заводе? Зачем сразу разведкой грозить? И без разведки можно разобраться. Книги и конспекты мне дала одна сотрудница обсерватории, Нина Филиппович; она закончила десятый класс, а книги и конспекты у нее остались. Она мне их и отдала на время. Разве это преступление?

  - А вы что, думаете учиться в девятом классе?

  - Хотелось бы, - ответил Я.

  - С какой целью?

  - Чтоб быть более образованным.

  - Лучше будьте благонадежным и бдительным, да преданным делу Ленина и Сталина. Это более ценно, чем ваше образование, - сказал капитан.

  - Но вы же учитесь в институте на втором курсе, кажется, уже третий год, - на свою беду произнес я.

  - Откуда вам известно, сколько лет я учусь на одном и том же курсе? Кто вам это сказал?

  - Офицеры говорят. Они еще называют вас ... жирным поросенком, Симфулаем, а почему, я не знаю. Вы не такой уж и толстый. Килограмм 120, небось, весите, не больше, правда, товарищ капитан?

  - Молчать! Молчать! Кому сказано?

  - Есть молчать! - Я вытянулся в струнку.

  - Можете идти. Ах, вот, забыл. Забирайте-ка свои учебники и уносите тому, у кого вы брали. Даю вам два часа времени. Через два часа жду от вас доклада об исполнении приказания. В солдатских тумбочках должны находиться только уставы. Можно еще мыло, зубную щетку, гуталин, иголку с ниткой и сапожную щетку сапоги чистить. Кстати, у вас сапоги не блестят. Почему? Я вынужден сказать вам, что вы весьма неряшливый солдат. Если я учусь несколько лет на одном и том же курсе, то вы неряха. Идите.

   Расстаться с книгами и особенно конспектами Нины было далеко непросто: каждая буква, написанная рукой Нины, так аккуратно и четко, была мне бесконечно дорога. Но выхода не было: у солдата не могло быть своего уголка, своего тайника, куда бы он мог спрятать что-то такое свое, сугубо личное, неприкосновенное, интимное. Даже письма, получаемые из дому, от родных, запросто вскрывались и читались работниками советских органов.

  Я бросился к телефонной трубке, набрал номер обсерватории - 2-08-31, но Нины не оказалось на месте. Трубку подняла Мильчакова.

  - Привет. Что-то давно ты не кажешь носа и не звонишь, а здесь столько новостей.

  - Хороших или плохих?

  - Для кого как, - ответила Аня загадочно и с ее словами мне передалась какая-то неясная тревога, повлекшая за собой дрожь в коленях.

  - Говори, не томи душу. Мне Нина нужна, я хочу вернуть ей книги, которые у нее брал.

  - Нина готовится к свадьбе. Она выходит замуж.

  - Что-о? Замуж? Не может такого быть!

  - Держись, а то упадешь в обморок, - рассмеялась Аня. У меня стала валиться трубка из рук.

  - А кто у нее жених?