Правнук брандмейстера Серафима

После его ухода Павловский полчаса провел в душе и вышел оттуда заново родившимся человеком. Некоторое время спустя к нему постучалась Лера. Она тоже выглядела свежей и отдохнувшей, а с лица исчезло хмурое выражение.

– Нормальный президентский люкс для члена правления, – прокомментировала она, оценивая спартанскую обстановку номера. – Интересно, куда они подевали стулья?

С мебелью было не густо – две тумбочки, шкаф в углу и огромная кровать посередине. Павловский вскочил и принес стул из ванной.

– Мутный твой Гареев, – возбужденно заговорил он, чувствуя себя рядом с ней не в своей тарелке, – но, кажется, появилась одна зацепка. Вроде как есть основания не платить.

– В самом деле? – заинтересовалась брюнетка.

– Гареев говорит, что гарантия выдана в пользу самой индийской фирмы, а не местного банка. В Индии так обычно никто не делает, но нам это только на руку. Сама понимаешь, не заплатить крупному индийскому банку – чревато для репутации, а мелкой индийской фирмешке – совсем другой разговор!

– Уверен? – недоверчиво протянула Лера. – А почему вдруг такое исключение из правил?

– Не знаю, возможно, фирма у заказчика левая, местные банки с ней не захотели связываться, – обронил Влад, разглядывая финансистку исподтишка, и, пойманный ею на этом занятии, сконфузился и внезапно рассердился: – И вообще! Ты не находишь странным спрашивать меня о делах вашей собственной компании? В конце концов, кто из нас финансовый директор? Кто контракт согласовывал? Ты или Гареев?

– С Гареевым разберемся, – не реагируя на его возмущение, уклонилась от прямого ответа Лера и мстительно добавила, – а то он тут совсем без контроля расслабился.

Часть третья

Глава 1 Антар

– До свидания, Викрам-баба! Если боги услышат наши молитвы, это случится завтра!

Антар присел у изголовья старика и поправил некогда красную, а теперь засаленную до цвета спекшейся крови подушку. Хрупкий череп Викрама с седыми свалявшимися волосенками казался на ней совсем крошечным, как у ребенка. Старик, как обычно, не ответил, он безучастно глядел в потолок выцветшими глазами. Они оживали, только когда видели огонь погребальных костров Маникарники.

Подивившись упрямству, с каким ссохшееся тело цепляется за ненужную сознанию жизнь, Антар вышел из приюта для умирающих на вечернюю улицу. Солнце еще не село. Оно заворачивало в чудесную розовую обертку унылые заплесневелые стены домов, с которых лохмотьями слезала пузырящаяся краска.

Он миновал лавку знакомого зеленщика, где на деревянных лотках, как на плацу, сияли носками солдатских сапог фиолетовые баклажаны, топорщились зелеными дикобразами огромные пучки лука и над грубыми землистыми клубнями картофеля вздымались горными вершинами нежно-салатовые кочаны капусты.

Зеленщик, молодой парень в полосатой футбольной майке с десяткой на спине, почтительно кивал пожилой покупательнице в темном сари. Не прекращая разговора, оба они проводили Антара такими задумчивыми взглядами, что он безотчетно ускорил шаг.

Он прошел мимо старого портного, который с трудом ворочал страшный чугунный утюг. Тот весил килограммов десять, не меньше, и жилы на худых темных запястьях старика едва не лопались. «Опять отключили электричество», – подумал Антар, складывая руки в намасте.

Портной кивнул, не отрывая одной ладони от утюга, в котором шкворчали раскаленные угли, а другую козырьком поднес к подслеповатым глазам, точно пытаясь разглядеть что-то за спиной Антара. Тот оглянулся, но не увидел ничего, кроме облупившейся стены грязно-желтого дома напротив.

Он всегда ходил одной и той же дорогой. Выбирал узенькие пустынные улочки с глухими стенами, где можно было найти спасительную тень и полюбоваться на причудливую резьбу, покрывавшую старинные двери. Сплошь и рядом их темную растрескавшуюся плоть скрепляли ржавые скобы, грубо вколоченные в тонкий узор, нанесенный неизвестным мастером сотни лет назад.

Всякий раз, проходя и привычно касаясь пальцами теплой шершавой поверхности дерева, он не мог избавиться от чувства, что чей-то пристальный взгляд следит за ним сквозь наглухо запертые ставни старинных окон, которые никогда на его памяти не открывались и навечно заросли пыльной паутиной.

Город не спускал с него глаз…

С тех пор как несколько дней назад ноги сами привели его к маленькому кафе на набережной, где на веранде сидели те двое, ничего в его нынешней жизни не поменялось. Антар начал переживать, не почудилось ли ему увиденное.

В попытке обрести пошатнувшуюся веру он то и дело трогал свое единственное доказательство – запекшуюся ссадину на лбу, которую приобрел, грохнувшись лицом в землю. Боль его успокаивала – рано или поздно все станет ясно, нужно только запастись терпением…

Он вышел к реке и присел на землю, чтобы отдышаться. Гхат, белая выжженная солнцем набережная, круто уходил вниз высокими каменными ступенями, а за ним блестела серебром излучина священной Ганги. Отсюда было недалеко до приюта умирающих, где остался старый Викрам.