Право безумной ночи

— Сомневаюсь. Доверять тебе я не смогу, а шанс, что ты убьешь меня при первой же возможности, слишком велик, чтобы я хотела видеть тебя среди живых.

Я обыскиваю подвал, в углу за досками обнаруживаю синюю спортивную сумку. В ней одежда, пистолет, несколько обойм и нож. Какие-то флаконы в футляре, одноразовые шприцы и запаянная капельница. А вот и ключи, на бирке адрес — видимо, квартира посуточно сдается, у хозяина их несколько, вот он и подписал ключи.

— Ага, нашла. А что это за вещества?

Спрашивать уже не у кого. Не знаю, почему так быстро, но кровь из него вытекла практически вся. Что ж, такова жизнь — или ты, или тебя. Я же никому не обещала сидеть и молча ждать смерти. А уж если речь идет о моих детях, то тут без вариантов, граждане. И потом не обижайтесь, если что.

Я щупаю пульс у него на шее — а вдруг притворяется, гад. Нет, он мертв, и я отчего-то этому рада. На одного врага меньше, а я на шаг ближе к своей цели. Только вот труп куда-то надо девать, а куда? Подвал большой, когда-то здесь была кочегарка, в углу еще есть куча угля, стоят лопаты. Ну, отличная могила получится, я думаю, а уголь абсорбирует запахи и продукты гниения.

Я разрываю кучу лопатой, откручиваю тело от батареи — кожа на руках киллера багровая от горячей трубы, но сам он уже начал остывать. Я тащу его к яме, которую выкопала в угле, почти до пола, пихаю его туда и засыпаю твердой глянцево-черной массой. Лежи теперь здесь, болван, не надо было выливать на себя столько духов.

Я забрасываю углем кровавую лужу, ровняю место захоронения, лопату прячу подальше, чтоб никто даже просто так, от нечего делать, не решил потыкать кучу. Сумку пока оставлю здесь, просто заберу с собой блокнот, ключи и телефон.

Выйдя из подвала, оглядываю себя. Угольная пыль покрывает меня с ног до головы, и что-то с этим надо делать. Я выглядываю из-за угла — напротив какая-то дверь, я приоткрываю ее. Это кладовая, кладовщица возится между стеллажами, на стойке — стопки белья и халатов, справа на полке — груды запечатанных бинтов и одноразовых шприцев. Я молча беру из стопки верхний халат, хватаю полотенце и пакетик с бинтом — и прикрываю дверь, слыша за собой старческий голос: кто там?

А никого.

Запах прачечной меня воодушевляет. Здесь пусто, гулко и влажно, гудят стиральные машины, пахнет грязью и разлагающейся кровью, но это все мелочи. Я беру с полки пластиковый таз, набираю в чане мыльной воды и иду за кучи с бельем. Сняв с себя больничный халат, бросаю его в большой чан с грязным бельем, кровавыми краями выглядывающим из раствора мыла и щелочи. Полотенцем, намоченным в мыльном растворе, смываю с себя угольную пыль. Особенно ноги пострадали, я становлюсь в таз и полощу ступни. Тапки придется выбросить, я швыряю их в тот же чан с грязным бельем, вода сошлась над ними, и я оглядываю помещение. Под стеллажами навалена старая больничная «обувь» — тапки, которые, видимо, уже списали. Выбираю из кучи пару более-менее одинаковых, надеваю чистый халат и разматываю повязку на голове — она тоже покрыта угольной пылью. Бинты идут в тот же чан, где в щелочном растворе мокнет кровавое белье. Кровь начинает сочиться по лицу — Семеныч прав, рано еще без повязки. Ладно, сейчас что-нибудь придумаю. Полотенцем промокнув кровь, бросаю его туда же, в чан, и, вскрыв бинт, как умею, на ощупь, перематываю голову. Сполоснув скальпель, прячу его в карман, какой-то тряпкой вытираю подоконник, за который держалась, и бросаю таз туда же, в чан — если и были какие-то отпечатки, то их уже не найти.

Поднимаюсь по лестнице в отделение и ныряю на балкон. Пост медсестры пуст — видимо, куда-то отлучилась. Я прикидываю, как бы мне вернуть на место скальпель, и, по всему видать, придется снова через весь коридор идти к туалету, а это мимо палаты, где лежит Дэн.

— Вот вы где!

Медсестра распахнула дверь на балкон. Ну что ж, играем теми картами, что есть.

— Извините… Я хотела побыть одна.

— Да мы вас обыскались уже! О, да у вас повязка промокла, вам нельзя вставать, рана кровоточит, а вы… Идемте, перевяжу вас, и надо ложиться.

Я устала, но расслабляться нельзя. Иду за медсестрой в процедурную, охранники у моей палаты молча провожают нас взглядами. Над столом сестринского поста висят часы — не прошло и часа с момента, как я покинула реанимацию, где лежит Матвей. Надо же, а я думала, все это длилось намного дольше…

— Смотрите, все сбилось! Не надо вам бегать, с таким ранением нужно лежать!

Она достает бинты, готовит какой-то раствор, а я вынимаю из кармана скальпель и осторожно кладу его в емкость с надписью: грязный инструмент.

— Мне бы в душ где-нибудь… Это можно как-то?..

— Сейчас организую, идемте.

Она идет по коридору мимо многих дверей, открывает ключом запертую дверь — там помещение, в котором полки с полотенцами, дальше — душевая кабинка, самая примитивная, конечно. Видимо, здесь персонал моется.