Право безумной ночи

— А что мне нужно было с ним делать? Смотри, до чего удачно получилось: лежит теперь в куче угля, тлеет потихоньку и никому не мешает. Если эту кучу никто не станет тревожить, а причин для этого нет, то он пролежит здесь до Страшного суда, и архангел Гавриил или кто-то другой из этой крылатой братии, вострубив, немало удивится, глядя на его перемазанную в угле морду лица. К тому же я сэкономила государственные средства — полиция десятые сны видит, вместо того чтобы носом землю рыть в поисках того, кто убил эту сволочь. А сколько людей останется в живых благодаря тому, что этот милый мальчик обрел наконец покой!

— Чудовищная риторика.

— Ага. Посвети мне фонариком, я должна обыскать его сумку.

Пистолет и обоймы я распихиваю по карманам джинсов, которые принес мне Валерий, — в машине разберусь. Мы вылезли в окно, спустив вниз веревку, и Денька вздохнул нам вслед — он понимает, что нужен нам в тылу на случай, если заглянет медсестра. Скажет, что я в туалет пошла, если что.

— Смотри, какие-то флаконы.

— Не трогай, Оль, есть вещества, убивающие через кожу.

— Да знаю я. Ладно, давай просто оставим это барахло пока здесь, потом разберемся. Идем, что ли, не ровен час — услышит кто, что мы здесь ошиваемся.

— Да кто услышит, здесь хоть из пушки стреляй.

Мы вынули стекло в подвальном окне — оно и было уже разбито, но решетка, закрывающая окно, держала его, а Валерий аккуратно толкнул решетку внутрь, и стекло само упало ему в руки.

— Потом болты на место поставлю, и видно не будет.

Мы выбираемся из подвала, оставив там одежду, в которой находились в палате. Полночь, больница спит, только приемный покой живет какой-то своей жизнью: приезжают и отъезжают машины, гремят каталки, слышны голоса — но это в торце длинного нового здания больницы. А здесь, где мы, — старый корпус, построенный еще при царе Горохе и соединенный с новым корпусом длинным переходом. В конце этого перехода как раз мы и есть. Темно, никто не видит, как мы вылезли через окно и, пройдя вдоль стены, нырнули в темноту больничного парка.

— Где ты машину припарковал?

— Недалеко. Оль, это авантюра!

— Я не буду сидеть и ждать, когда кто-то снова явится добывать мой скальп — и ладно бы только мой, в чем было бы еще полбеды, но мои дети в опасности, а это все меняет, Валера!

— Я понимаю.

— Ну, тогда и не гунди. Я хочу понять, что происходит вокруг меня, и неважно, сколько трупов я зарою при этом в угольной куче. Я жила себе тихо-мирно, работала, детей растила, никого не трогала — и не понимаю, с чего бы мне сейчас нужно изображать хрупкую жертву только потому, что тебя коробит моя риторика и мои поступки!

— Оль, меня не коробит. Я просто удивлен, насколько прытко ты все это обставила.

— Так получилось, что ж.

— А полицию вызвать нельзя было?

— Пока они доехали бы, ублюдка бы уже и след простыл, поминай, как звали, а полиция принялась бы носиться здесь, как слон в посудной лавке, и вспугнула бы его. Иди тогда знай, что бы он отколол и где вынырнул в следующий раз, к мальчишкам круглосуточную охрану приставить, что ли? А так — смотри, до чего удачно все получилось: и волки сыты, и останки коз никому глаза не мозолят. Валера, ты либо как-то переживешь тот факт, что я убила человека, либо нет!

— Ведь не в первый раз убила, как я понимаю…

— Ага. И что?

— Да ничего. Оль, это никак принципиально не меняет моего к тебе отношения, просто узнаю тебя с другой стороны.

— Смотри, у меня еще много сторон, Валера. Задолбаешься узнавать.

Хмыкнув, он достает из кармана ключи от машины, пискнула сигнализация, и я невольно сжалась — последний раз, когда я слышала такой писк, машина взорвалась, похоронив под обгоревшими обломками мою жизнь. Ну, то, что от нее осталось.

— Чья машина?

— Моя, — Валерий заводит двигатель, включаются фары, выхватывая из темноты больничный забор. — У меня их три — нет, теперь уже две, так что можем спокойно кататься. Адрес уточни, пожалуйста.

— Ладожская, четыре.

— Ага, на Бородинском. Ну, с богом.

— Не превышай скорость, не все гаишники еще спят, — я достаю пистолет и обоймы. — Пока оставлю в бардачке, не трогай, заряжен. Скорость не превышай, говорю!

— Я не превышаю. Смотри, а народ еще ездит.

— Ездит, че. Первый час только, чего ж не ездить…

Вот так, переговариваясь ни о чем, мы переезжаем через плотину и вскоре поворачиваем направо — нужный нам дом совсем недалеко. Это длинная блочная девятиэтажка, темной глыбой возвышающаяся над улицей. Кое-где светятся окна, но их немного. Люди спят, завтра рабочий день. И мне вдруг так хочется домой, просто до слез — но без моих детей мне там делать нечего.

— Квартира тридцать семь должна быть здесь.

— Первый этаж?

— Думаю, он специально искал первый этаж — еще один путь отхода. Оль, смотри, там кто-то есть.

— То-то мне показалось, что этот сукин сын мне чего-то не сказал. Ладно, нужно просто посмотреть, кто там еще, — думаю, уж этот человек ответит мне на вопросы.

— А потом?

— А потом суп с котом, Валера. Не задавай глупых вопросов.