Право безумной ночи

— Что теперь, Оля? Труп оставим?

— Оставим, конечно, чего с ним таскаться? Ладно, давай сейчас по-быстрому домой. Все, уходим. Дай мне пакет, я под спину подстелю, чтоб машину тебе кровью не испачкать.

— Да пачкай.

— Ну да, а потом как ты это станешь объяснять, в случае чего? И езжай осторожно, не привлекай внимания.

Мы объезжаем проспект по Рекордной и ныряем во двор.

— Не подъезжай близко к дому, здесь остановись, а к подъезду осторожно под стенкой пройдешь. В квартиру зайдешь сам, не хватало, чтобы кто-то из соседей меня увидел. И сам не больно-то светись. Деньги положишь в шкаф, под белье. Возьми себе на расходы, остальное же…

— У меня есть деньги, Оль. Сиди, я мигом.

Меня очень тянет домой, хоть на полчасика, хоть на пять минуток, но это опасно. Мало ли, у кого из соседей бессонница.

— Едем. Вот, крем твой захватил, и Денису купил диски днем еще, да забыл взять. Майка чистая, брюки тоже, а эти надо выбросить. Сейчас обработаю раны, перевяжу, и оденешься.

— Вот спасибо, что догадался! Останови, вот контейнер, выброшу окровавленную одежду.

Двор темный и глухой, я снимаю с себя окровавленные шмотки, он перекисью водорода промывает раны, вытирает спину и накладывает повязки. Я надеваю целую одежду, и мы едем в больницу, а повязка все намокает, и от этой чистой майки толку особо нет, но кровь на ней точно так же не видна, и сама майка целая.

— Что теперь с этими ранами делать? Надо звонить Семенычу.

— Валера, что ты городишь? А спросит Семеныч, откуда они взялись, что скажем? Ну, допустим, я скажу ему правду — ты представляешь, какой груз я на него взвалю? Валера, люди очень нервно реагируют на подобные вещи.

— Мне другое интересно. Ты-то как это все умеешь, откуда?

— Я была женой Клима Одинцова.

— И это объясняет твои человекоубийственные склонности?

— Конечно. Валера, я познакомилась с Климом через неделю, как приехала в Александровск. Мы с Лариской сидели в парке и готовились к экзаменам, потому что в общежитии, где нам сдали комнату, готовиться было невозможно. А Клим просто подсел к нам на скамейку. Он мне показался жутко взрослым, практически даже старым — мне тогда семнадцать лет было, а ему двадцать девятый год. И он начал интересоваться, что же мы читаем, куда решили поступать и так далее, и то, что он ухаживает за мной, поняла не я, а Лариска. Вот уже по одному этому ты можешь судить, какова я была в семнадцать лет — родительская дочка, любимая, долгожданная, опекаемая сверх всякой меры. Я сначала боялась его — взрослый, да еще то, чем он занимался… А он возил меня по городу, кормил в ресторанах, снял нам с Лариской большую квартиру, где мы могли учиться, не уходя в парк. И мы поступили! Обе, потому что Клим создал нам для этого условия. Потом Лариска съехала в общежитие, у них там в институте сразу началась какая-то летняя отработка, а я осталась в этой квартире. С Климом.

— Уже не боялась его?

— Он был очень… осторожен со мной. Постепенно приучал к себе, много со мной разговаривал, водил на разные тусовки. В общем, мы с ним начали встречаться, а через неделю меня похитили. Двадцатого августа. Просто впихнули в машину, заклеили рот, связали и увезли. Какие-то кавказцы делили с Климом местный рынок, а потому не нашли ничего лучше, чем позвонить ему и ломать мне пальцы, один за другим — а он слушал.

— Ломать пальцы?!

— Да, мизинец, безымянный и средний палец правой руки у меня с тех пор болят на погоду.

— Ужас какой-то… И что было потом?

— Ничего такого, что тебе понравилось бы. Когда они поняли, что Клим до меня еще не дотрагивался, что я девственница, они раздели меня и сказали, что, если через час он не принесет им определенную сумму денег, они по очереди меня изнасилуют.

— И что он сделал?

— Говорю же — ничего из того, что ты бы одобрил. Он пришел и убил их всех.

— Как?

— Обыкновенно. Он ведь служил когда-то в десантных войсках, два года в Азербайджане, потом еще кое-где. Вернулся на гражданку, а здесь все уже рухнуло, куда идти — в милицию или в ночные сторожа? Ну вот. И он пришел за мной и убил их всех, один. Я знала, что он за мной придет, и боялась, что они убьют и его, и меня. И так бы они, конечно, и сделали, но он сам сумел их всех убить. Они не оставили ему выбора, собственно.

— Сколько их было?

— Я насчитала тринадцать человек, но, скорее всего, больше.

— И он убил их всех — один?

— Да. Он был профессионал, а они просто уголовники. Они меня подвесили за руки к трубе в подвале, запястья связали, и я стояла на цыпочках, если пыталась стать на всю стопу, запястья разрывались от боли, ну и пальцы же сломанные… А там сыро, холодно, хоть и лето, а я без одежды, и охранник руки распускал и говорил всякое… А тут Клим. Он ему просто голову снес — нож такой, мачете называется. Ну, так вот он им…

— И ты не испугалась?

— С чего бы? Эти твари меня бы в живых не оставили, и его бы не оставили.

— Ну, это понятно, — Валерий вздохнул. — Да, страшные были времена.

— Но они были, никуда не денешь. Вот тогда Клим и сказал: ты должна уметь сама о себе позаботиться, вдруг я не смогу быть рядом. Как знал, что…

— И он учил тебя?