Право безумной ночи

— Это запрещено, конечно, но раз вы знакомая Валентина Семеныча, то можно. Там Валера ваши вещи привез, наденете, а то этот халат — просто ужас. Вот, мойтесь, там, на полке, чистые полотенца, а я ваши вещи принесу. И потом перевяжу вас. Только недолго, вам нужно отдыхать.

Я ныряю под теплые колючие струйки и тщательно смываю с себя остатки угольной пыли и крови, своей и чужой. Значит, первым делом надо просмотреть телефон ублюдка — хотя если он профессионал, то ничего интересного я там не найду, а также надо выбрать время, пойти в подвал и тщательнее порыться в его сумке. Потом наведаюсь в его квартиру, и это надо сегодня, но как? Валерий увяжется за мной, а то и полиция сядет на хвост, а я сейчас слишком выделяюсь, учитывая повязку на голове… Ну, спрячу ее под косынку, например, и солнечные очки надену. Но все это добро где-то надо взять, и не дома, естественно, да и одежда мне нужна, помимо халата, и чувствую я себя весьма скверно — голова болит и кружится.

— Вот, ваши вещи принесла. Надевайте, и идем в процедурную, перевяжу вас. Это хорошо, что нашла вас, попало бы мне от Валентина Семеныча. Хватились — нет в палате, и в реанимации говорят — ушла только-только. Я и в туалет заглянула, и на лестницу, а потом уж на балкон. Не надо плакать, парень ваш выздоровеет, вот увидите! Если эти дни продержался, теперь уж не умрет, вот помянете мои слова.

Она утешает меня, как умеет, ловко перевязывая мне голову.

— Вот, выпейте эту микстуру, голова болеть перестанет. Прилягте на кушеточку, сейчас уколю вас, и мигом в палату — отдыхать.

Я гораздо лучше чувствую себя в своей собственной одежде и домашних тапках. И прилечь мне надо как никогда, совершенно выбилась из сил.

— Мам, как там Мэтт?

— Плохо, сынка. Но Семеныч говорит, что выздоровеет. Сейчас, конечно, ужасно, весь перевязан, где не перевязан, там ожоги…

— Мам, только не плачь!

— Просил, чтоб ты пришел. После обеда пойдем к нему снова, вместе.

— Конечно. Ты где пропала? Тебя медсестра с уколами обыскалась.

— Там балкон есть, немного воздухом подышала.

— Понятно. А Валера поехал в полицию, какие-то показания подписывать, что ли. Это же его машина была.

— Снова в полицию? Бред какой-то.

— Да скоро вернется. Мам, ты отдохнула бы, выглядишь неважно.

— Да, посплю.

Я устраиваюсь в кровати, прикидывая, как бы так просмотреть телефон новопреставленного раба божьего, чтобы Денька не заметил. Но на тумбочке звонит мой собственный телефон.

— Люша, ты как?

— Ничего, Виталик, все путем.

— Матвей как?

— Семеныч говорит, поправится Матвей. Виталик, спасибо тебе большое за…

— Вот только не надо этого жеманства, не о чем говорить! Люша, все будет в поряде, как только Матвея можно будет транспортировать, перевезем его в Израиль, там долечим, ни о чем не беспокойся. Сессию им обоим засчитают, оценки выставят автоматом, обо всем договорено уже. Ты отдыхай и лечись, я позвоню еще.

— А ты когда…

— Не знаю, когда вернусь, но с твоими делами я и отсюда управлюсь. Все, не кисни, мне пора бежать. Увидимся, Люша.

— Ага, не пропадай.

Вот так, на ходу, он все и решает. Ему некогда — он спешит жить, и я его понимаю: слишком много сил когда-то отнял у него бизнес, и времени много отнял — практически всю жизнь. И теперь, когда все катится более-менее ровно и не требует постоянного присутствия, он хочет наверстать то, что не успел за все годы, когда день и ночь работал, строя свою собственную небольшую империю. Ему нужна Испания и вообще весь мир, ему нужен какой-то марафон в Швеции, и рыбалка в Норвегии, и Британский музей, и стройные беспроблемные женщины — молодые, улыбчивые и легкие. А я… Я не вписываюсь в его представления о мире, я не интересую его как женщина, и отчего он делает для меня то, что делает, — не знаю. Но я люблю его и всегда буду любить. И неважно, что будет дальше.

— Это Марконов?

— Да, малыш. Прислал для Матвея какой-то аппарат специальный и лекарства. Говорит, в Израиль надо будет переправить нашего Матвея, там долечить.

— Семеныч лучше всего Израиля, вместе взятого.

— Но там аппаратура, и методики…

— Это да. Мам, если бы Мэтт умер, я бы… не знаю, как бы жил.

— Я тоже. Но он не умрет — по крайней мере, в обозримом будущем. Вы оба будете жить долго и счастливо.

— И ты.

— Все может быть.

Без Марконова я счастлива не буду, но я согласна, я заключила с Богом договор: мое счастье в обмен на жизнь Матвея. Я обещала не претендовать ни на что из того, что делает жизнь счастливой, и мой ребенок выживет. Так что хватит ныть, я свой выбор сделала.

Денька засыпает, а я достаю из кармана халата телефон киллера, очень старый, купленный, скорее всего, где-то в киоске за три копейки. Такой можно просто выбросить, когда надобность в нем отпадет, убыток невелик.

Номеров в телефонной памяти нет, история стерта — кроме последнего входящего звонка чуть больше часа назад. Я запоминаю цифры, удаляю номер и откладываю телефон в сторону. Рано или поздно на него позвонят, и я хочу слышать голос того, кто позвонит.