Право крови

Смущенные под неотрывными взглядами короля и королевы, Уорик с Глостером пожали друг другу руки и неловко обнялись. Граф хотел что-то сказать насчет всех лет, проведенных юношей под его опекой, но тут Ричард Глостер угловато поклонился королю, развернулся и быстро вышел за дверь. Его теперь уже бывший опекун остался стоять, по-прежнему чувствуя на себе взгляды монаршей четы. Самозабвенно резвились лишь детишки, которых чутко стерегла няня, не давая им отходить слишком далеко. Чувствуя в себе неприютную легкость, Уорик понял: момент настал. Удерживаться больше не было ни сил, ни смысла.

– Ваше Величество, прошло уже много месяцев с того времени, как я подал вам прошение об обручении моей дочери с вашим братом Джорджем Кларенсом. Пользуясь вашим дружеским расположением, позвольте спросить: каков ваш ответ?

– Гм. Я много над этим думал, Ричард, – с ленцой ответил Эдуард. – Моему брату Джорджу всего девятнадцать. Несомненно, он полагает, что влюблен. Но я выберу ему жену лет через несколько. Так что ответ на твое прошение – мое королевское «нет».

Уорик замер на месте. Выражение его лица, в сущности, не изменилось, но гнев ощущался так же явственно, как усилие сохранять самообладание. Позади монарха чуть подалась вперед Элизабет – с хищным азартом, дремливо приопустив веки и приоткрыв карминные губы, будто буквально вкушала это унижение одного из Невиллов.

– Благодарю, Ваше Величество, – с безукоризненной куртуазностью ответствовал граф. – Лучше знать и чувствовать разочарованность, чем не знать вовсе. Теперь, с вашего позволения, я хотел бы отправиться на лондонские ярмарки, купить кое-что к рождественскому столу в Миддлхэме.

– Разумеется, Ричард, – мягко выговорил Эдуард. – Мне, право, очень жаль.

Уорик склонил голову. Глаза его были темны от боли.

* * *

Изабел ждала Уорика на дороге. Здесь она в отчаянном ожидании вестей часами простаивала по утрам и вечерам. Завидев отца, девушка без всяких слов, по одному лишь выражению его лица все поняла. Три дня она не выходила из своей комнаты, плача по суженому, любовь к которому оказалась обреченной.

Тем временем Ричард проводил часы в приватных разговорах с визитерами, что вереницей тянулись в Миддлхэм отдать дань уважения главе мощного рода. Уже, казалось, целую вечность Невиллы терпели поражение за поражением. Они теряли земли, состояния, титулы и влиятельность. Все это время Уорик требовал от своих близких терпеть, сносить и молчать, не ропща на короля ни словом, ни мыслью. Но вот чаша весов стала склоняться в другую сторону. С январской теменью и холодами пришло решение поднять голову.

28

Зима была поистине временем мрака и смерти. Ясным морозным утром в домах зачастую можно было наткнуться на застывшее тело старика или ребенка, умершего по малолетству от губительного простудного жара. Пришла голодная пора, когда люд победнее уже перешел на кровяную похлебку с овсяным жмыхом и вспоминал землистый вкус старых иссохших овощей, давно уже пролежавших свой срок. В похлебку годилось все – подгнившие морковь и лук, сморщенные брюква и репа. Те, кто позажиточней, позволяли себе сыр, творог и спасающий от холода свиной жир. Так и дюжили подданные короля – на хлебе, яйцах и эле, просыпаясь среди нескончаемых потемок, коротая время разговорами или починкой чего-нибудь, чтобы затем снова лечь и встать, лишь уже когда позднее невысокое солнце возвестит своими красноватыми бликами новый день.

В свою очередь, весна означала нечто куда большее, чем зеленые ростки и подснежники под изгородями. Возрождение сказывалось на ощущении цели, на пробуждении от сна с новой жизнью в жилах. Уже слышался смех, а оставшуюся с зимы еду доедали наспех, словно этим можно было спровадить вконец опостылевшие холода. На городских рынках уже появлялись свежее мясо и зелень. В мягчеющей земле рылись могилы, мелкие и большие, куда из холодных мест в амбарах и подвалах перетаскивались покойники. Жизнь так или иначе продолжалась, и вот уже на люди выходили те, кто хотел обзавестись в этом году женихом или невестой – выходили в чистой одежде, искупавшись по такому случаю в чане с нагретой водой. Радовал первый пот от солнышка, припекающего в день труда, у кого какого: приготовления ли к торговле, подготовке ли земли к весеннему севу.

Блаженствовал и Эдуард Плантагенет, чуя нутром, как со светом зари расходится сок по деревам. Весна после последнего предновогоднего выезда означала новую охоту – с горячей звериной кровью, неистовой скоростью и шумной попойкой вдали от городишек и деревень. Охота выносила на поверхность ярость и страх, раскрывая истинную природу человека. Эдуард улыбнулся своим мыслям, наблюдая, как в королевской конюшне Виндзора седлают его жеребца. Охотничий плащ короля вытрясли, но он все еще был мохнат от застрявшей с зимы стернины. Монарх встряхнул полу плаща и, исказившись лицом, смачно чихнул в густом облаке ворса и пыли. И осклабился.