Право крови

Уорик улыбнулся Джону, хотя глаза его оставались холодны. В момент гибели отца на Джона Невилла манной небесной свалился вожделенный титул барона Монтегю – какое-никакое, а обретение. Что же до старшего из братьев, то он унаследовал титул графа Солсбери, чем во мгновение ока прирастил себе несколько дюжин маноров, замков и имений с огромными, как дворцы, домами. В одном из таких имений, Миддлхэме, прошло его детство, и там по-прежнему жила его мать, ныне в траурном одеянии вдовы. Уорика эти несметные богатства как-то даже и не трогали, хотя Джон явно завидовал такому обилию земель, делающему брата самым богатым человеком в Англии – таким, с которым теперь не потягаться даже дому Йорков. Но все это прах – во всяком случае, пока убийцы отца живут, пьянствуют и развратничают, глумливо смеясь. И где справедливость, когда со стен города Йорка на преуспеяние врагов незряче взирает голова Солсбери, отделенная от тела? Такое даже не вымолвить вслух, хотя оно зияет отверстой раной, раздирая душу, словно вопль. А любая попытка вернуть голову отца может обернуться гибелью. И потому она вынуждена оставаться там, под промозглым ветром и дождем, пока сыновья отца ратными своими трудами приближают отмщение.

Взгляд Уорика вновь остановился на отдаленной фигуре короля Генриха, отрешенно коротающего короткий зимний день. Джон, понятное дело, призывал умертвить венценосца – горячность молодого человека, признающего лишь принцип «око за око, отец за отца». Что же до Генриха, то он вряд ли пользуется любовью даже собственных подданных. Пока он жив, у королевы и верных ей лордов есть хоть какое-то слабое место. Генрих – кусок сала в волчьей яме, поистине королевская приманка, на которую по запаху идут его последователи. Смерть его, разумеется, лишь развяжет руки королеве Маргарет, которая одержимо будет пытаться всунуть на трон своего сына.

Ветер лез в рот, словно чей-то шершавый язык, и Уорик невольно поперхнулся. Он поглядел на бледное лицо герцога Норфолкского, понимая, что тот уже какое-то время безмолвно на него смотрит и взвешивает. Их свело вместе в ту пору, когда графа раздирало горе, и никто не мог сказать, что они дружны меж собою. Однако со стороны Норфолка не было и ничего дурного – а это кое-что, учитывая предательство многих из тех, кого Йорк раньше считал своими.

Герцог был кряжист, с головой скорее, квадратной, чем круглой, от макушки до подбородка выбритой до седоватой щетины. В свои сорок пять он носил на лице отметины и шрамы былых сражений, а во взоре его не было ни намека на слабость, лишь холодная трезвая оценка. Было известно, что этот человек имеет кровное родство как с Йорками, так и Ланкастерами (уж слишком много кузенов и кузин стоит по обе стороны). Мощное его сложение и то, как уверенно он держался в седле, вселяло отрадную мысль о преобладании в герцоге невиллской крови.

– Рад встрече, милорд, – приветствовал Норфолка Уорик.

Герцог в ответ улыбнулся.

– Думал, не повредит сюда подъехать, Ричард, – сказал он. – А то дядя о вас беспокоится.

Напыщенный кивок Фоконберга был встречен лукавым проблеском в глазах Норфолка. Граф Уорик презрительно повел усами. Злонамеренности в Уильяме, безусловно, не было, но напускная сочувственность дяди ничего, кроме раздражения, не вызывала. Норфолк, судя по всему, вовсе не был неотесанным бревном, поскольку заметил то, чего не уловил Фоконберг.

– Есть ли что-то от разведчиков? – спросил Уорик, кривя рот.

Герцог, мгновенно помрачнев, покачал головой.

– Ничего. Сведений никаких. А на юг течет лишь ручеек из обездоленных, со всеми их сетованиями. – Заметив, что граф собирается что-то сказать, он опередил его: – Всё, как вы приказали, Ричард. Их кормят, согревают, дают мелких монет и шлют дальше на юг, к Лондону. Для пополнения наших рядов готовят крепких парней, и они остаются с нами. А старики и дети держат путь на столицу с леденящими слухами. Так что королеву на юге ждет не особо радушный прием.

– Неплохой был приварок, – усмехнулся Джон, – увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Вот бы всей стране узнать ее в таком свете, в каком ее знаем мы. Бесчестной вероломной потаскухой.

Уорик чуть заметно поморщился. В принципе согласиться можно с каждым словом, но уж очень простецки резко и грубо говорит и ведет себя младший брат: вылитый Эдуард Йоркский. Ни тот, ни другой, помнится, понятия не имели о сдержанности и скрытности, как будто громкий голос и сильная рука – это все, в чем человек нуждается. Почему-то вспомнилось о Дерри Брюере: интересно, жив ли он?

– Джон, – обратился Ричард к брату, а затем добавил формальный титул: – Лорд Монтегю. Вам, пожалуй, имеет смысл проследить за обучением ваших людей стрельбе из аркебуз. К нам поступила новая партия из восьмидесяти стволов, а обучать солдат почти некому. Перезаряжают после выстрела непозволительно медленно.