Право на меч

После повешения на стене к главным проблемам похода добавились Стефан и Урфус. Второй и сейчас делал вид, что ярится только на врагов под другим флагом и вовсе не хочет промять череп своему соседу. А Стефан не делал различий – какие портки ни надевай, если ты Урфус – получишь сполна. Я изредка поглядывал в их сторону, чтобы убедиться: обычная старая вражда. Немного ненависти, но еще не кровавая ярость. Пока.

«Самый хрупкий мир, который я видел».

А может, я терял фантазию. Мы не нашли ничего лучше, кроме нового повешения.

Жуга еле стоял на ногах после того, как с ним «поговорили». Разбитое лицо, опухшие губы, челюсть смещена. Скорее всего, в его голове что-то повредили за последнюю пару часов – солдат смотрел пустым рыбьим взглядом перед собой.

– …возражения? – Хенгист закончил озвучивать приговор и кивнул на висельника.

Я сомневался, что бедолага мог бы собрать три слова в голове, а затем – их произнести с такой-то челюстью.

– Мхм-м, – промычал тот.

– Конечно, что тут еще скажешь, – вздохнул Хенгист, явно считая в голове очередные расходы. – Приступайте!

– Мх-м!

Удар сапогом. Хруст шеи, скрип веревки.

Маленькая ложь, которая один раз спасла наше войско, продолжала забирать новые жизни.

– Смерть предателю! – выкрикнул кто-то с задних рядов. Выкрикнул запоздало: Жуга уже не дышал.

Стефан и Урфус разошлись: даже общий враг не делал их союзниками. Я не понимал их ссоры. Не поделили женщину? Кто-то задолжал денег и до сих пор не вернул? А может, все дело в том, что один мечтал выслужиться и подняться выше другого. В Воснии для кровной вражды хватало и такой мелочи.

После того как тело сняли с ветки, лицо Эдельберта почти вернулось к нормальному цвету. Он подошел и крайне осторожно заговорил со мной:

– Как вы определили, что это именно Жуга?

Хорошо, что Эдельберт научился задавать правильные вопросы при людях. Теперь он до последнего со мной – затянут в болото вранья и подлога. И очень боится, что наш секрет раскроют.

– Как определили? – эхом отозвался я. – Жуга был с нами у ворот замка. Так сложилось, что его ставили наблюдать за лагерем ночью. А еще, – я повел плечом, – около десяти солдат признались, что видели его уходящим к дороге. Ну и когда при Маркеле проверили палатку, там обнаружили слишком много золота. Больше, чем мог бы заработать обычный солдат.

«Жуга постоянно развязывал драки и отбирал деньги у новичков». Провинился по всем фронтам. Люди охотнее верили тому, что обещало сразу несколько удовольствий: хорошую казнь, избавление от мерзавца, сведение старых счетов. В какой-то степени Жуга был обречен.

Нет ничего легче, чем оклеветать человека, который не угодил сразу трем отрядам в войске.

«До чего паршивая судьба – быть повешенным своими же». – Я с тревогой покосился на сержанта. После штурма мне придется как-то выкручиваться уже из своей петли. Если, конечно, меня не зарежут и не подстрелят на стенах замка…

Я со злостью сбил ком грязи с носка на сапоге. Задел пальцы.

– Дьявол.

Слишком много казней за два года.

Эдельберт тревожился по мелочам. Все спрашивал, как нам быть дальше и брал ли я когда-нибудь замки. Сначала рвался в приказчики, теперь мечтает свалить всю ответственность на меня. Так ли важно, ведут ли тебя в бездну или ты сам проложил опасный путь? Никакой разницы.

Я поискал взглядом Рута: его не было у стоянки, он не пополнял запасы у полевой кухни и даже не грелся у костра. Я вспомнил, что отправил его прочь из этой дыры.

И после боя мне бы тоже хотелось выбраться отсюда живым. Я попросил бастарда:

– Пожалуй, на время штурма кавалерии бы лучше остаться в тылу, у леса. На случай визита наших старых друзей, – я указал ладонью в сторону поля. Подумал и уточнил: – Кавалерии и еще сотне Барна.

Бастард шевельнул усами:

– Наемникам?..

– Полагаю, они куда охотнее ударят врагу в спину, чем полезут ловить стрелы грудью.

– Это уж точно, – улыбнулся бастард так, словно чувствовал свое превосходство над всем живым.

Безглазая старуха в балахоне издали походила на серый валун. Она была очарована замком не меньше чем я. Стояла, повернувшись к нам спиной, как голодная собака на цепи, что чует кость. И ждала.

Мы оба ждали.

Утро следующего дня

Когда ко мне прибежал запыхавшийся герольд, я ожидал новых проблем: опять что-то пропало, кто-то умер, загорелся лес, сдохла кобыла. Оказалось, что меня всего лишь позвал Эйв Теннет. Должно быть, большая честь. Если бы речь шла не о фанатике и безумце, который не приложил никаких усилий ни к чему, кроме установки бестолкового алтаря.

Но его слово было законом. И потому я безропотно поднялся на небольшой холм, с которого едва проглядывали бурые стены замка. Рыцарь стоял, сложив руки за спиной. Услышав мои шаги, он даже не кивнул. Его слуги и охрана разошлись.

Так мы и встали, подглядывая за замком сквозь редкие кроны леса.

– Мои глаза видят свет, – рыцарь снова начал нести околесицу.

Как по мне, все зрячие видели свет в том или ином виде. Но я молчал и выжидал, пока Эйву надоест тратить мое время. И может, мы перейдем к делу. Если рыцарь вообще помнит, что у нас на холмах есть важные дела.