За все годы, что мы пили и я слушал болтовню Рута, я и впрямь приучился считать его матушку святой. И, как с каждым святым, решительно не интересовался ее жизнью. Даже из вежливости не спросил. Лучший на свете друг, что тут скажешь? Я решил исправиться:
– Слушай, Рут, ты ни разу не обмолвился, а я не спросил. – Рут явно не держал на меня обиды. – Что с ней случилось?
Мы остановились на холме, с которого хорошо виднелась граница войска. Приятель молчал добрую минуту, и я уж решил, что зря полез.
Рут снова отпил из фляги, оглянулся на палатки и телеги Восходов. Кивнул на широкий стяг за строем пехоты и коротко ответил:
– Война.
Я оставил семью, переплыл четверть мира. Все ради того, чтобы найти свой дом, не так ли? А может, из-за избытка гордости. Что ж, если от нее и оставалось что-то к четвертому году, Восния растоптала и эти останки.
По крайней мере, нужно отречься от любого достоинства, чтобы стоять вот так, в очереди на раздаче дармовой еды.
В огромном котле бултыхалось… нечто. Шелуха то ли от овса, то ли от еще какого-то злака густо покрывала верх похлебки. Над варевом кружились мухи. Нескольким из них довелось угоститься – теперь их тела, будто горошины перца, украшали блюдо.
Кособокий солдат с ячменем на глазу даже не потрудился вытащить утопленниц. Большой черпак в его руках предназначался исключительно для раздачи. Никакой лишней работы.
– Что это? – спросил я просевшим голосом. – Это с хлебом едят?..
– Хер его знает, – солдат пожал плечами и почесал веко. – Че привозят, то и варю. Бери…
Хлеба вприкуску тоже не давали. Я отшагнул от котла пустым. Раздатчик не гневался.
– …иль не бери.
На меня ему было так же плевать, как и на очередную утонувшую муху. Не успел я перекинуться парочкой слов, как позади заволновалась очередь:
– Тебе миску найти побольше, парень?
– Еще один припадошный…
– Спасибо, – зачем-то поблагодарил я. Вот тут раздатчик уже удивился.
Экономить в дороге оказалось еще сложнее, чем под гнетом Варда. Запасы, что мы с Рутом прихватили, почти закончились. Может, часть из них даже стащили, кто знает?
Под конец дня я еле переставлял ноги и был рад мелочам: возможности присесть, выпить разбавленного вина и просушить обувь.
Мой цирк покорно ждал меня у большого костра. Никогда не трезвеющий капрал Гвон, троица однообразных бородачей, брюзга Бун, бестолочь Амил, молчун Керех и трущобная оторва Руш. В такой компании я куда больше радовался коням, чем людям.
Но работать приходилось с последними.
Рут с удивительным азартом нарезал какой-то корень в котел и без умолку рассказывал про Криг. Рассказывал исключительно гадости, что и положено говорить о главной помойке Воснии.
– Ну что, неженка, хлебнул счастья на раздаче? – снова пристала ко мне Руш. Ее передние зубы темнели от какой-то травы.
Я смахнул пыль с ящика, подложил плащ и уселся. Вытянул ноги, признался:
– Такое и свиньи не едят.
– Мх-м, – то ли согласился, то ли поспорил Керех.
– Добро пожаловать в мир простых людей, – оторва ткнула в себя большим пальцем, – ваше прогоревшее величество!
Загоготали практически все. Только Рут безмятежно нарезал корешки в котел. Видимо, все, что мне оставалось, – это просвещать воснийских тупиц. Я ответил спокойно:
– Я не прогорал…
– Пф, как же! – не отставала Руш.
– …а изначально был без своих земель и слуг. В Изломе…
– Брехуном ты был изначально, им же и остался, – перебила Руш. – Иль хочешь сказать, что коней стащил? – она повела рукой в сторону телег. – Подскажи-ка, где так поживиться, я сама не прочь…
Я потянулся. Выдержал паузу.
– На ристалище Крига. Всего-то дел – победить парочку гвардейцев…
Краем глаза я заметил, как даже братья повернулись в нашу сторону. Бун выпучил глаза.
– Это ты-то? Хвардейшев наших?! – он подскочил на месте. – Экий брехун! Имена, нашывай-ка имена…
Я хрустнул пальцами и принялся перечислять побежденных:
– Гвардеец Долов, Заноза, – самый первый. Потом был Келех из Остожки, эританец Двил, братья Лассаль и рыцарь Лэнгли – Когрим. В финале побил Беляка, дважды коронованного в…
– Как же, – прыснула Руш. – Да у нас тут лучший боец затесался, слыхали? Прям за нашим-то котелком сидит, величие какое! Не по соседству с Псами Гарготты. Почтил, так сказать, наш очаг. – Я не успел вставить и слова, воснийка отвернулась. – Эй, слуга, ты че, уснул? Мы тут жрать хотим.
– Всему нужно время, – невозмутимо ответил Рут, разделавшись с корешками, и принялся чистить луковицу.
Все подозрительно примолкли. Я обернулся и увидел капрала. Вернее, сначала объявился странный запах. В дороге мы все перепачкались хуже скота, но Гвон справлялся с грязью по-королевски: перебивал один смрад другим. Я боялся представить, что именно выпивает капрал и как умудряется не трезветь.
– Сл-лавный денек, родня! – покачивался он, будто мы не шли, а плыли к Волоку. – Выходило от Оксола дв… ве сотенки. Славно поживимся, вольно…
С капралом не спорили. Дождались, пока глава отряда скроется в той же дыре, откуда и вылез, по-видимому, из крайней нужды.