– Думаю, уже сотня осталась, – почесался один из братьев, – дезертиры.
Амил заерзал на досках. Я его понимал. Человеку с такими тонкими запястьями на войне точно нечего делать.
Хотя я уже и не был уверен, куда именно мы маршируем. Будет ли вообще драка, или нас просто заморят голодом в пути.
– Ставишь или просто языком мелешь? – Руш вскинула бровь, и шрамы на ее лице стали длиннее.
Со стороны дальних ящиков донеслось брюзжание:
– Нечего штавить, вшегда так было.
– Прошлый год вы занимали на ставку, – отчего-то загорелась эта оторва и подсела ближе к братьям.
– Ага. И ты вшех обопрала, – заметил Бун. – Меня, Пульриха, Вашко и даже бетолагу Кереха!
Керех молчал очень выразительно. Его бесконечно добрые глаза могли смутить кого угодно. Кроме бандитки и оторвы, разумеется.
– В общем, сотня в походе останется, – поправился один из братьев, – как к делу приступим.
– Я думаю, первым удерет его величество, – Руш кинула на меня веселый взгляд из-за плеча.
Голод придавал мне подспудной злости. Я дернул головой:
– Ставишь или языком мелешь?
Оторва облизала уголок рта и медленно подошла ко мне. Загородила собой огонь костра, чуть наклонилась вперед, уперлась руками в бедра:
– А чего бы и нет? – За ее спиной кто-то хохотнул. – Если уцелеешь до конца похода, получишь десять серебряков.
Амил присвистнул. В его представлении – целое богатство. Я хмыкнул. Размял шею и сказал:
– И все? Смешно.
Она ласково, почти по-матерински, положила руку на мое плечо, не отводя взгляда.
– Ты и этого не стоишь, дохляк.
– Ты столько не зарабатываешь, сколько я стою. – Я скинул ее руку с плеча.
Руш улыбнулась, прищурила глаза. И так и не потянулась к ножам.
– Тогда по рукам?
Зная воснийцев, я во всем чуял подвох.
– Тебе какая выгода?
– Я не делаю плохих ставок, неженка. – Казалось, она задалась целью каждой фразой напоминать о своей неприязни. Должно быть, ее окружали крайне забывчивые люди.
Бун прикрикнул:
– Удерет ше, совсем застращала.
– Да и хер с ним. – Руш выпрямилась и дернула плечом. – А коли помрет, мы его обдерем. Все сгодится. – Еще один уничижительный взгляд в мою сторону. – Но, думаю, милый, тебе-то уже будет побоку.
Бун хрюкнул от удовольствия.
А еще голод лишает сил. Я промолчал и невольно оглянулся на Рута. Будто привык во всем полагаться на него. Будто и забыл, кто кому оруженосец.
– Эй, служка, – оторва принялась досаждать моему другу. – Ты считать научен? Твой господин артачится. Разъясни-ка ему, что он не внакладе…
– Делайте ваши ставки, кто мешает? – Приятель был целиком поглощен делом. – Я запомню.
Я вздохнул и подсел к Руту. Принялся, как и все, ждать еду.
– Ты не зарься, у нас общак, – тут же заявил один из братьев-бородачей. Кажется, Васко? Дьявол их разберет.
Нахлебников нигде не любили. Я спохватился и внес свой вклад, взвесив несколько пластинок мяса. Осталось еще столько же. Спросил:
– Сойдет?
– М-м, солонина. Балдеж. – Руш облизала уголок губ. – Видать, и ты можешь на что-то сгодиться, дохляк.
Видимо, это моя судьба – оказываться по соседству с хамоватыми девицами. А может, в Воснии и не было других.
Котел наполнялся. Трещал хворост, тепло наконец-то дорвалось до озябших ног. Я морщился от приятной боли: пальцы покалывало.
Может, это и есть отголоски домашнего уюта? Какой-то безумной странной общности. Общая цель, разделенная пища, жар костра…
Бун нетерпеливо расхаживал вдоль ящиков, уклоняясь от общего дела.
– Следи са Пульрихом, энтот увалень опять фсю гущу вычерпает…
Один из троицы братьев подскочил, ткнул пальцем в копию себя:
– Сколько раз повторять, это был Коваль! Ко-валь.
– Да? – заспорил второй из братьев. – А как мне видится, ты побольше нас всех вымахал.
Я не заметил разницы – ни в лицах, ни в комплекции. Даже Руш принялась помогать делу: избавила морковь от кожуры с землей, а затем прервала спор братьев:
– А чего? Я не против. – Она ткнула ножичком в сторону бородача. – Сохраняй свое брюхо, ширься, мы тебя по пути сожрем.
Кажется, кто-то сдавленно пискнул. Я мог поклясться, что это был Амил.
– Фот она, вольность, – прошамкал Бун, рассасывая что-то за щекой. – Понабрали баб под флах, теперича и…
Я не успел заметить, как Руш поднялась с бревна. Только моргнул, а она уже встала напротив Буна. Сказала погромче:
– Тебе глазик не мешает?
Бун открыл рот, сверкнув четырьмя зубами. И тут же его закрыл. Руш не сбавляла напор:
– А то гляди, помогу подправить…
Она стояла на первый взгляд совсем спокойно. Будто не будет драки. Только держала морковь в левой и счищала грязь, не глядя. Ножик в ее руке шевелился так резво, что сомнений не оставалось: подправит.
– Закипает, – весело заметил Рут.
Я по Кригу знал, что, кроме хорошей ссоры, людей может привлечь только еще одна вещь. Ароматная похлебка. Особенно когда тащился весь день с поклажей и ничего не жрал.
Возле котла завелась суета:
– Положь кусок обратно, Керех!
– М-м.
– Не толкайтесь, болваны, опрокинете все…
Я вздохнул и поднялся с бревна. Если войско Долов с Восходами состояло из таких солдат, неудивительно, что война никогда не кончалась. «Двойка из села».