Когда пришла моя очередь, на дне не осталось ни одного куска мяса.
Повозки еле тащились по размытой грязи. Бун наверняка плохо смазал колеса. Мы двигались с той же ленивой неохотцей: с тех пор как ступили на землю Долов, разбойников или бог знает кого еще, приходилось таскать на себе не только припасы, но еще и доспехи со щитами. Словом, все были в полном восторге.
Мне повезло еще меньше: я доспеха практически не снимал – как бы не стащили в лагере. Неуклюжий щит с гербом второго Восхода на левой казался сущим пустяком в сравнении с промокшими сапогами и неприятным соседством, от которого некуда деться.
Из всего отряда снабжения я бы предпочел компанию Рута или Кереха. Бун постоянно чесался и кидал неприязненный взгляд по поводу и без. Руш одним взглядом не обходилась, то и дело отпуская колкость – мой внешний вид беспокоил ее каждую четверть часа. Братья сами напоминали головорезов с дороги. А Амил причитал с самого утра. Не постеснялся и сейчас:
– Зачем ставить лагерь так далеко от воды?
То ли Васко, то ли Коваль гнусно захихикал:
– Это разве же далеко? Вот помню я весну, как мы без Гарготты ходили за Остожку. Присоседились к селу, хер его вспомни какому…
– Приречье, – подсказал Рут.
– Да ни хера, – продолжил собеседник, – два колодца на всю глушь, хоть мочу хлебай. Все вычерпали, коням не хватило. Какая там река, кость им в дышло? – Он почесал бороду, обнаружил там листик, выругался и скинул его под ноги. – Так вот, о чем, бишь, я…
Я начал прозревать. Коваль ругался чаще своих братьев. Других прозрений дорога до воды мне не подарила.
Кто-то начал ставить частокол у переправы, да не закончил дело. Подгнившие колья покосились и неровно торчали из земли.
– Ты колеса смазал, Бун? – прервала всех Руш.
Старик заковылял быстрее, чтобы поравняться с первой повозкой. Я уже не удивлялся тому, сколь обманчива внешность: брюзга и не думал помирать в пути. Резвее всех молодых.
– А чем, чем их помашать, окромя грязи?
Амил очень не вовремя подал голос:
– Было у нас что-то в запасе. Вчера еще видал вот этими глазами…
– Не у нас, а у сержанта Тувира, – сразу же набросился на него Коваль. – С такими глазами, как твои, жить страшно. Ты и жопу с ногой спутаешь, дай волю.
Мне послышался какой-то треск в лесу: ветви, трухлявое дерево? Амил надулся и принялся оправдываться:
– Еще утром спрашивал. Нашинское, побожиться готов. Капрал говорил, что у сержанта ничего и не брал.
Колеса отвратительно скрипели, заглушая единственный приятный звук – пение птиц в бору. Неподалеку журчала вода. Значит, мы совсем близко.
– Если Гвон заявил, что не брал, значит, не отдаст, – объяснила Руш.
Тут посмеялся даже Бун, хоть и пытался это дело скрыть. Хруст ветвей повторился.
– Вы слышите? – я нахмурился.
– Это ткань шуршит, – сказала оторва. – Что, непривычно в шлеме-то работать, неженка? И как ты такой ока…
Что-то свистнуло, и Коваль дернулся в сторону. Хрусть! Я оглянулся на телегу. Из борта торчало древко с оперением.
– К земле! – рявкнул Рут и тут же указал пальцем за ели, откуда прилетела стрела.
Она была не последней.
– И-и-и! – взвилась кобыла и лягнула повозку. Метнулась влево, пихнула Буна в грязь.
Я поднял щит и побежал к укрытию. Из-за толстой сосны по левую руку высунулся кончик стрелы. Взблеск, хруст дерева, острая боль в руке.
– Ш-ш! – я зашипел через стиснутые зубы и бежал, не останавливаясь.
Стрела пробила полотно щита, порезала пальцы. Мне еще повезло: сзади снова вскинулась кобыла Рута.
«Повозки! Они целятся в коней?»
Хороший лучник давно бы всадил стрелу мне в горло.
– Лови ублюдков!.. – гаркнула Руш.
Союзники бросились врассыпную – я слышал их торопливые шаги. Кто на нас напал?
Я прикрыл Карего с левого бока – откуда прилетело три стрелы. Поторопил коня, повел дальше, к старому частоколу у разрушенной переправы.
Почему напали здесь?
Из леса доносились крики. Я не мог разобрать голоса – наши, чужие? Карий явно мнил себя бессмертным и не спешил в укрытие.
– Давай, милый, шевелись!
«Плохие стрелы, отвратная меткость врагов. Разбойники?»
До частокола оставалось несколько шагов, а казалось, что целое поле.
«Зачем? Зачем нападать на пустые повозки и убегать?!»
Карий встал перед частоколом, прикрытый от стрел хотя бы с одной стороны.
И тут до меня дошло. Я повернулся к дороге.
– Эй, вернитесь! Нас уводят от… – крикнул я и осекся, когда увидел первого врага, выскочившего с правой стороны леса, – от телег.
Позади мучилась несчастная кобыла. Мы с Карим остались одни. Я прикрывал нас совершенно бестолковым щитом. Кровь сочилась из распоротого пальца.
«Чтоб я еще раз не надел перчатки!»
Отвлекшись на боль от пореза, я еле успел нырнуть под следующей стрелой. Прополз под дном повозки, оказался по ту сторону, за бортиком. Справа – лес и повозка, слева – частокол, а за ним дорога. Лучше укрытия не найти. Все, как говорил Саманья. Я высунулся, прикрываясь щитом.
– Один остался! – прокричали из-за стволов. Высоким дрожащим голосом.