Право на меч

У леса прибили табличку с названием «Камень». Отличное имя для деревни. Камней здесь было хоть отбавляй, а в остальном – такая же нищая община, как и прочие. Я выцепил взглядом молодняк: дети веселились на пустых полях и колотили друг друга палками, изображая гарнизон. Как мало они знали о городе! Если бы гвардейцы делали свою работу как положено, мечами бы и не пришлось махать.

– Хотите покажу, как надо? – я приблизился к мальчишкам.

Те, что помладше, быстро разбежались. Осталось трое. Один впереди – лет восьми на вид – и двое за его спиной примерно того же возраста. Когда я подошел еще ближе, остался единственный смельчак. Возможно, он не убежал лишь потому, что явно не был выучен, как обращаться с вооруженными людьми. А именно – удирать без оглядки.

– Ну? – храбрился мальчишка.

А может, он был из той породы, которая вместо палки мечтает подержать настоящий меч. Я мог поклясться, что за последние годы солдат видели здесь каждую осень, если не чаще.

Я подобрал брошенную палку.

– Э! Палкой и я могу. Доставай меч!

– Я хотел показать прием, а не убить тебя. – Я ухмыльнулся, и мальчишка бросился на меня с боевым кличем. И нелепо подпрыгнул после разбега.

Мы сошлись. Я уронил его трижды. И каждый раз двигался самым зрелищным образом, что в настоящем бою совершенно бесполезно. За такую технику Саманья бы сам побил меня палкой.

Но детям достаточно и выступления в цирке, чтобы они поверили в твое всемогущество. Мальчик поднялся с земли не отряхиваясь.

– Вы убивали? – с искренним восторгом спросило воснийское дитя.

Я посмотрел на керчетту и отвел глаза.

– Если приходилось.

– Я тоже буду убивать. – Мальчишка состроил серьезную морду и стал размахивать палкой перед собой.

– Боюсь, этому нужно долго учиться.

– Целый год?

Я вздохнул, вспоминая, сколько лет жил без фехтования. Ответил так честно, как мог:

– Всю жизнь.

– О-о, – взвыл мальчишка то ли от восторга, то ли от ужаса. – Ну хоть что-нибудь с мечом вы покажете?

– Может, и покажу. – Я сделал вид, что задумался всерьез. Глаза мальчишки округлились. – Твой отец не будет против?

Парень сразу погрустнел:

– Мой отец в городе.

Я старался ничем не выдать свой интерес. Может, мне свезло, и я сразу наткнулся на нужную семейку. А может, слишком привык надеяться.

– Что насчет отца в деревне?

Мы уставились друг на друга. Помолчали.

– А, Ромель, – поморщился мальчишка. – Он мне не отец. Так, приглядывает…

Похоже, свезло.

– Отведешь меня к нему?

Так я и узнал, где живет один из пособников Бато. Мальчишка присоединился к своим друзьям, что смотрели на меня с тоскливой неприязнью. И даже не понял, как выложил все, что мне нужно было знать.

Финиам писал, что при его короле времена были – хуже некуда. Дворяне грызлись за наделы, а совет вот-вот мог распасться. Не помогал и принудительный брак между семьями. Тогда старина Ол провернул кое-что новенькое – заручился помощью войска и благосклонностью знати. Семьи поменялись детьми, а именно старшими наследниками. Там, где не помогли меч и золото, осталось рассчитывать на семейные узы.

Заложники – гарант честной сделки.

– Ну, разнюхал чего? – нагнал меня стрелок из отряда. Я тяжело вздохнул и закатил глаза. – Кроп спрашивает…

С такими солдатами и навоз в хлеву не найдешь. Я все больше проникался уважением к селянам Волока.

– Сам вернусь, как будут вести.

Я мог бы свистнуть ребятам Митыги, выволочь подельника Бато и выбить из него все подробности договора: кто с кем менялся и на каких условиях. Но спешка в Воснии почти сгубила меня дважды.

Отпив из фляги, я прогулялся вдоль домов. Мы могли схватить не того. Подельник мог оказаться той еще проблемой. Мне не нужны упертые люди, верные общине.

Я искал слабые звенья. Кого-то, кто больше всех пострадал от договора. Несогласных, самых обделенных. Юношей с горящими глазами и пустой головой, одиноких вдов, сирот…

Удо называл их компостом. В финке их обозначили добрее – «перебежчики».

Я присмотрелся к дому на самом краю села. У сруба давно не чинили крышу, а ставни так отсырели, что внутри наверняка поселился жуткий сквозняк. Я постучался для приличия: дверь не закрывали на засов.

А когда встретил хозяйку, искренне улыбнулся. Рябая, не сидит при детях, озябла в летней рубахе. Смотрит с недоверием, но интересом. Похоже, первая нищая на селе.

– А, энто вы. Я вас помню-то. – Она поправила ворот рубахи. – Ничегой у меня нет…

– Я не за припасами. Пришел предупредить. – Изобразив тревогу, я оглянулся в сторону двора. Убедился, что никто не смотрит. – Вчера у костра я слышал, как ребята думали спалить деревню.

Глаза селянки округлились.

– Матерь двойного солнца и ее милости!.. Но зачем?

– В назидание. – Я виновато уставился в пол. – Наши люди страшно голодны. До вас мы заглянули в семь деревень…

Селянка тут же меня перебила:

– И все пустые! – схватилась за сердце.

Не вопрос, утверждение. Похоже, даже последний простак в деревне знает об уговоре. Я скорбно кивнул:

– От голода и короли звереют. Вопрос лишь в том, когда это случится.

Она еще колебалась, и я протянул руку. В ладони блестело серебро. Достаточно, чтобы убраться в город и пережить зиму.