Право на меч

Бато был хитер, как стая городских крыс. Но у всякой хитрости есть обратная сторона. Прямо передо мной стоял тот самый человек, которому нечем было меняться и который ничего не терял.

Как привороженная, селянка подставила обе ладони – жадно, резко.

Я дал ей один серебряк и задал простой вопрос:

– Я знаю, что есть некий уговор, по которому забирают почти весь урожай. – Она кивнула, как обычно и делают перебежчики. – Оставляют лишь самую малость. – Еще один кивок. – Кто приходил после покоса?

В моей ладони оставалось девять монет. И правда, десять серебряков будоражат любой ум. Селянка говорила, не отрывая взгляда от королевского профиля:

– К концу лета телеги притолкали, благослови вас солнце. Больше всех телег было!

– Куда их увезли – в замок, в город? – Я добавил еще одну. – Для Бато, Долов?

Она замотала головой:

– С замка не пришли. Давно не ходют. Забрали много мешков и почти всю скотину-то. Кто такие – всех не упомню. До вас еще заглянули, но токмо с одной кобылой…

Не хватало только третьей армии. Я потер пятнышко на рукаве, чтобы не выдать волнения. Переждал. Селянка заговорила вновь:

– С севера их встречали, на лицо – душегубы с леса. А глава с ними бражку дул. – Еще одна монета. – Троих я знаю: из Маслички, в ярмарку виделись. Это туда, – махнула селянка рукой на юг, в сторону деревни, где мы были позавчера.

Так я обошел еще пять домов. В четырех явно выдумывали и получили по одной монете на каждого.

Когда я вернулся к нашим телегам, тот самый бастард, который потешался надо мной при кавалерии и имени которого я так и не запомнил, пришпорил кобылу и двинулся навстречу.

– Ну?

Я отряхнул рукав, хоть это и не помогло бы ему стать чище. И оглянулся на косой ряд срубов.

– Нам нужен отец семьи из третьего дома, если считать от начала дороги.

Бастард щелкнул пальцами. Во всем, что он делал или говорил, сквозило пренебрежение. Отряд с неохотцей пополз к дороге. Похоже, бастард умел находить врагов даже там, где это сделать было совершенно невозможно.

Я прочистил горло, надеясь, что мне предложат хотя бы вина. Не предложили.

– Если он скажет, что припасы спрятали на юге, – значит, искать стоит на севере. – Я проводил взглядом увальней, которые целым отрядом отправились ловить одного крестьянина.

Подельнику Бато явно было что терять. Урожай – одно дело, совсем другое – старший сын в чужой семье, с которой вы обменялись на время договора.

Всадник цыкнул зубом.

– С чего ты взял?

– Когда хотят солгать, обычно говорят обратное. – Я пожал плечами. Удо рассказывал мне об этом. А уж гувернеры отлично разбираются во вранье.

– Они не настолько умны, – фыркнул бастард, придерживая неспокойную кобылу.

– И тем не менее эта земля все еще не наша, – заметил я осторожно. Я не воевал с чужой гордыней. Все, что мне было нужно, – добраться до тайного склада.

Мой собеседник не отвечал все с тем же наглым видом. Едва отряд показался на дороге, я снова обратился к всаднику, приглушив голос:

– После разговора его придется отпустить. Пусть селяне считают, что мы напали на ложный след. Так они не успеют предупредить своих.

Бастард нахмурился:

– Кто тебя учил?

Если бы мне приставили стилет к горлу, я бы почувствовал себя в большей безопасности. Я опустил лицо, чтобы не выдать страха.

– Что вы! Это все идея сержанта Тувира. Когда мы обсуждали…

– Мне он такого не говорил, – проворчал бастард.

«С тобой и мать родная говорить не захочет». Меня выручил отряд: отца семейства не привели, а притащили в шесть крепких рук.

Бедолагу допрашивали больше часа. Меня держали в стороне. Я выдохнул, когда увидел, как потрепанный крестьянин возвращается к себе домой. И смотрел, как ему на шею бросается жена, а у ног ревут дети.

Встречал ли я когда-нибудь своего отца? Так, со слезами радости. Или хотя бы теплой улыбкой. Заслужил ли он хотя бы одну из них, раз уж на то пошло?..

– Эй, – присвистнул мне один из чужого отряда, – мы валим. И ты шевелись.

Когда мы вернулись на тракт, я шел рядом с чужой кобылой, стараясь поспевать и не сетовать по поводу Карего.

– Что он сказал? – поинтересовался я как можно учтивее.

Бастард намеренно раздражал само мироздание, то роняя ненужные и заносчивые фразы, то сохраняя томительное молчание.

Крыши деревни остались далеко позади. А затем вовсе скрылись из вида. Только тогда всадник заговорил:

– Здесь две дороги, – бастард приложил ладонь ко лбу, смотря вдаль. – И на север поворачивает только одна.

И, черт возьми, кажется, этот негодяй едва улыбнулся. Возможно, даже мне.

Я оглянулся, мысленно поблагодарив Финиама, селян Камня и всех перебежчиков Волока. И снова был полон надежд: на то, что мне не соврали и что сержант не решится меня повесить, если мы просто так проведем еще сутки в дороге.

Видит само небо – надеждами я был сыт по горло.

Тот же день, в лагере Восходов перед сборами

– Что скажешь? – Я в нетерпении покачивал ногой, сидя на борту телеги.

Мы смотрели на примерную карту местных дорог и сел. Так себе карта, признаться. Попробуй-ка нарисуй что-то дельное старой палкой на подмерзшей грязи! Рут потер кулаком лоб.

– Если все, как ты говоришь…