Право на меч

– Да быть иначе не может, пойми! – вспылил я.

Хоть всегда оставалось место ошибке, промаху, недочету. Но я слишком устал думать о них, прозябая в этой глуши.

Рут выхватил палку из моей руки, я не жадничал. Приятель сел на корточки, не задев сапогами линий на земле, и провел новую черту.

– Здесь.

– Во-от, ты тоже заметил? – Я растер озябшие руки. – Вместо того чтобы впустую топтать север, выискивая лагерь…

– Мы можем поймать их здесь. – Рут кивнул, перебив меня. – В перелеске, у тех заросших полей, помнишь? Они пойдут с припасами по главной дороге, чтобы вернуть селам часть урожая, – палка очертила небрежный круг, – и точно не будут нас ждать.

Я подхватил:

– Именно! Кто вообще сунется в уже ограбленное ими же село? Чего там брать, скажи? – Я соскочил с телеги и обошел карту с противоположной стороны.

– В конвое не должно быть много людей… – начал приятель.

Я закончил за него:

– …но точно будут те, кто захаживал в лагерь!

Мы переглянулись. Рут ухмылялся так, будто мы уже открывали бочки с награбленной сливянкой.

– Во имя всех матушек на земле, дружище. Двух отрядов нам хватит за глаза! Если сержант не даст добро, можешь от меня ему передать, что он законченный болван. – Рут зачесал волосы на затылок. – За такую правду не грешно и быть повешенным!

Мы посмеялись. Меня несло:

– Спасибо, Рут. Ты лучше любого гувернера, честное слово! Я уже говорил? – Я с благодарностью схватил друга за плечи и встряхнул. – Больше никакого голода и нищеты, к дьяволу! Сегодня, в этот день, в этот час, – я с торжеством поднял кулак к лицу, – и начнется история второго похода! Пойду обрадую наших – ребята будут в восторге.

Рут вдруг вцепился мне в предплечье и не дал уйти, сделав скучное лицо.

– Не спеши. – Приятель оглянулся в сторону лагеря. Грустная мелодия свирели добиралась и сюда. – Если хочешь, чтобы тебя уважали, не стоит выкладывать все и сразу.

– Что?.. Да с чего ты взял, что я жажду их уважения?

Я посмеялся и сложил руки на груди. Приятель поднял брови с таким видом, будто все знает лучше меня самого.

– Тогда зачем тебе им докладываться? Пустое дело, как по мне.

Кажется, я спорил больше из-за того, что боялся: Рут снова оказался прав.

– Так же нельзя, – я неуверенно пожал плечами. – Мы на одной стороне, у нас общее дело…

Рут скинул палку на землю. Затем покачал головой, будто я совершил страшную глупость.

– Только свой желудок, помни, – приятель легко ткнул меня кулаком в бригантину. Кажется, ближе к легкому, чем к животу.

Мимо прошли солдаты Восходов, обнимаясь и напевая нескладную песнь. Я возмутился:

– Зачем хранить секреты от тех, кто прикрывает мне спину?

Рут вздохнул и посмотрел на небо. Славно, что не припомнил матушку.

– Если так вдруг и выйдет, что ты попадешь в капралы, тебе там не продержаться и пары дней, попомни мои слова.

Мы помолчали. Чертова свирель начинала меня раздражать.

– И что ты предлагаешь, Рут? Лгать, как последний лавочник?

Приятель достал флягу, взболтал ее – та оказалась пустой – и уклончиво ответил:

– Не солгать, а поведать только лучшее. Ну, лучшее из всего того, что ты сделал.

– А остальное?..

– А остальное, дружище, они придумают сами. И вот за эту выдумку и станут тебя страшно почитать, сечешь?

Я помялся. Оглянулся на лагерь, будто нас могли подслушать, и парировал:

– Странная у тебя вера.

– Обижа-аешь! – возмутился Рут и так широко развел руки, словно позвал все войско к себе на подмогу. – Сам пораскинь мозгами. Если бы мир был устроен иначе, стала бы династия платить бардам и стихоплетам при дворе?

Похоже, то, что работало в Содружестве, работало и в Воснии. Я слышал несколько песен об отце и его приятелях, их божественном героизме во времена короля. Выходит, славу получают и так. Славу моего отца: из палачей в герои.

И я иду по его стопам.

– Будет по-моему и никак иначе, – огрызнулся я на приятеля и отправился к лагерю.

Рут ничего не ответил, только поднял ладони, как делал всегда, если уставал спорить. Когда я почти скрылся за палатками, он крикнул вслед:

– Может, ты и станешь первым, у кого это вышло, дружище!

Через два дня. Ночь после засады на лесной дороге

Керех задремал, не дослушав конец рассказа.

– Слишком складно выходит. – Руш закинула ногу на ногу, мысок правой часто покачивался.

– Брехня от перфого до пошледнего слова, – заключил Бун, резко присоединившись к оторве, что случалось чуть чаще, чем никогда.

Возможно, мне стоило полностью послушаться Рута. Или, напротив, рассказать всю скукотищу и грязь последних дней. Полумеры – дрянной выбор. Я развел руками, не желая больше никаких сражений, пока не высплюсь как следует.

– Считайте, как вам угодно. Правду вы всегда можете уточнить у сержанта, – я выразительно посмотрел в сторону Руш.

Отчего-то ей не хватало дерзости говорить с сержантами так же, как и со мной.

– От сержанта правды не ждут, – тихо заметила оторва.

«Особенно если он ее и не знает», – промолчал я.