Право на одиночество

— Живёте, — и Громов, воспользовавшись случаем, снова взял мою руку. — Но вы ничего не чувствуете, Наташа. Ваше сердце продолжает биться, но вы закрыли его от любых привязанностей, потому что больше не хотите испытывать боль от потери любимых. Вы как спящая красавица — да, вы живы, но… вы спите.

— И что? — я не понимала, к чему он клонит.

— Вам нужно проснуться.

Проснуться… если бы я ещё знала, как. Но вслух сказала иное…

— Зачем? — тихо спросила я. Громов, кажется, слегка удивился. — Зачем мне просыпаться? Родители — это единственные люди, которые никогда бы меня не предали. Но они ушли навсегда. Зачем мне просыпаться и открывать своё сердце кому-то ещё, постоянно ожидая, что он либо уйдёт, либо предаст? Я не выдержу больше… лучше не привязываться, не чувствовать, не любить…

Он смотрел на меня с такой нежностью и таким сочувствием… И меня внезапно начало это бесить. Да и вообще, почему я тут рассуждаю о своей жизни со своим же начальником?

— Максим Петрович, — я попыталась улыбнулась, кажется, получилось кривовато. — Пожалуйста, оставьте эту тему. Это моя жизнь, и я проживу её так, как мне хочется.

В последний раз сжав мои пальцы, Громов убрал руку. Жаль…

— Простите… я вас не обидела?

— Нет, Наташа, — он покачал головой. — Мне не на что обижаться.

Я вздохнула с облегчением.

— Есть только одна вещь, которую я хотел бы вам сказать. Вы… всегда можете довериться мне. Я никогда вас не предам, обещаю.

Я посмотрела в серые глаза Громова и поняла, что верю ему.

Ночью мне снились родители. Мы вместе собирали землянику. Мне было всего десять, впереди ещё половина школьных каникул, а дома меня ждала интересная книжка…

— Лизхен, Наташик, бегите сюда скорее! — кричал папа. — Здесь целая поляна!..

И мама, наклоняясь, срывала для меня землянику горстями. И я ела эти кисло-сладкие ягоды, прижимаясь губами к её ладони.

Я проснулась со слезами на глазах… И в который раз пожалела, что не смогла остаться в своём сне навсегда.

Среда и четверг пролетели быстро. Вечер среды мы с Максимом Петровичем посвятили покупкам сувениров. Было очень забавно смотреть, как он выбирает подарки для жены и дочерей. И я сразу поняла, что Громов очень хорошо знает характеры своих близких. Судя по подаркам, старшая дочь и жена действительно похожи друг на друга, а вот младшая… Не представляю, как такие разные люди уживаются под одной крышей.

— А как Анжелика и Алиса общаются между собой? — спросила я у Громова, когда он ходил из угла в угол в магазине с товарами из кожи.

— Никак, — хмыкнул мой начальник. — Они и не дружат, и не ссорятся. Слишком разные.

Странное чувство согрело меня изнутри… Если Анжелика похожа на жену, а Алиса — на Максима Петровича… Получается, он со своей женой тоже — слишком разные?

Хоть это чувство и грело меня, я понимала, что оно нехорошее, и поэтому постаралась отбросить ненужные мысли.

Вечером в четверг мы уже должны были улететь в Москву. Ушли с выставки в два часа, поели, вернулись в отель, собрали вещи и отправились в аэропорт. Вылет был в шесть вечера.

— Не жаль возвращаться? — улыбнулся мне Громов, когда мы входили в самолёт.

Что я могла сказать… С одной стороны, было немного жаль… Особенно когда я понимала, что теперь не смогу столько времени проводить наедине с Максимом Петровичем, болтая о пустяках. После возвращения в Москву почти все наши разговоры будут о делах.

А с другой стороны — я хотела домой. Я соскучилась по Алисе, по своему дивану, по Светочке…

— Немного, — в конце концов ответила я.

Через полчаса мы взлетели. А ещё через три часа я сошла с трапа и, вдохнув полной грудью весенний московский воздух, поняла — я дома.

Но домой в полном смысле этого слова я приехала уже за полночь. Мы с Громовым решили ехать в разных такси — он тоже торопился, и как не хотелось мне с ним расставаться, всё-таки пришлось позволить погрузить себя в отдельное такси.

— Спасибо, Максим Петрович, — улыбнулась я ему на прощание, а потом, подумав, добавила:

— Мне было очень хорошо с вами.

Он улыбнулся и, наклонившись, легко коснулся губами моей щеки.

— Мне с вами тоже, Наташа.

Пожал мою руку и закрыл дверь машины. Ничего лишнего…

Квартира встретила меня оглушающей тишиной. А затем…

— МЯЯ-УУУ!

И на меня откуда-то прыгнуло нечто серое и стремительное, чуть не сбив с ног. Я почувствовала, как острые когти впиваются в плечо.

— Алиса, девочка моя хорошая!..

«Хорошая девочка», кажется, и вправду решила меня разорвать. В любом случае, оторвать кошку от себя я не смогла — когти Алиса запустила очень глубоко… кажется, куртку придётся выбрасывать. Ну и ладно.

И я, стянув сапоги, шагнула в комнату и повалилась на диван вместе с Алисой. «Фыр-фыр-фыр», — урчала она мне на ухо.

— Я тоже очень скучала, Алис.

Я чуть не заплакала. Чёрт побери, в последнее время я стала чересчур сентиментальной…

И у меня было странное ощущение, что это происходит из-за таяния моих внутренних льдов.

А на кухне меня ждала коробка конфет и красивая открытка, подписанная корявым Аниным почерком:

«С возвращением, лягушка-путешественница!