Право на смерть. Ярче тысячи солнц

Словно подброшенная пружиной, девушка вскакивает, разворачивается. Громадные испуганные глазищи, всхлип… Маленькая фигурка начинает оседать, безвольно падает. Еле-еле успеваю подхватить, зашипев от боли в боку. Обморок. Офигеть. Черт, я же в гриме! А ее наверняка никто не предупредил. И что делать?

Следующие десять минут шепотом матерюсь, стараясь привести в чувство билет в партизанский край. Кое-как сняв грим с лица и ладоней больничной рубахой, растираю виски и маленькие ушки, легонько похлопываю по нежным упругим щечкам. Ну наконец-то! Глубокий вдох, глазки открываются.

– Живой я, девочка, живой. Это краска такая, для маскировки. Не вздумай опять в обморок хлопнуться, ты же боец Реджистанса!

– Боже мой…

– Я Сержант. Ты меня должна встретить?

– Да. Откуда ты взялся? Какой ужас! Зомби долбаный!

– Еще раз говорю – живой. На руку…

М-да. Руку лучше не надо. Синюшная белизна и черные ногти в лунном свете смотрятся инфернально.

– Э-э-э, лицо потрогай. Теплое?

– Да. А что это?

– Грим. Везли в оригинальной компании, надо было выглядеть неотличимо от других пассажиров.

– Боже мой…

– Все, проехали. Есть где поблизости вода – смыть краску?

– Только у лагеря.

– Тогда хватит валяться, подъем, проводница.

Рывком ставлю девчушку на ноги. Вес реально бараний – килограммов пятьдесят, не больше. Кто детей в партизаны берет? Или сами туда сбегают?

– Звать тебя как, девочка?

– Меня зовут Натали, и я не девочка, а разведчик Реджистанса.

– Я заметил. Веди, Натали.

Узкая тропинка переходит в старую зарастающую просеку.

– Пробежимся?

– Мне говорили, что ты ранен, Сержант?

– Тогда не спеша пробежимся, Ната. Куда?

Бег по ночной дороге – это что-то нереальное. Такое ощущение, что паришь над землей, обостренное сознание успевает схватывать мельчайшие детали, ноги, кажется, сами находят путь. Рана немного горит, омываемая гуляющей в организме кровью, ветерок освежает молодое, крепкое, полное сил тело. Понимаю ночных хищников. Так, а как проводница? М-да, тренироваться надо.

– Передохнем?

Кивнув, девушка валится на траву. Тяжело дыша, высказывается:

– Раненый… За таким раненым… угнаться невозможно… Лось длинноногий… Еще и белый, покойник оживший.

– Какой есть. Наташенька, расскажи про отряд.

– Что рассказывать?

– Все и коротко. Где расположен, кто командир, какое вооружение? Должен же я знать, с кем за свободу бороться буду?

Оказывается, отрядом в полном смысле слова эту группу назвать нельзя. Оставшиеся со времен России склады, не найденные оккупантами и превращенные в лагерь подготовки бойцов. Это еще и база снабжения – есть оружие (опять же с тех времен) для боевых действий, военная форма. Из постоянного состава человек двадцать, командир – настоящий российский офицер, сбежал из плена (ничего себе!), у него три помощника. Обращение друг к другу в лагере – «соратник».

– Спасибо, соратница. Далеко еще нам?

– Далековато. Сейчас по просеке, миль через семь остановка, ждем рассвета, потом по лесу тропами.

– Разве нет проезжей дороги на склады?

– Была грунтовка, но ее оползнями снесло во многих местах. Мы пойдем прямо, а она еще и петляла сильно – горы.

– Хорошо. Отдохнула? Побежали полегоньку.

Снова движемся в лунном свете, пересекая полосы теплого и прохладного воздуха, вдыхая ароматы зелени, под громкий треск цикад. Рассказанное понравилось. Вырисовывается следующая картина – оставшееся с момента оккупации глубокое подполье получило в свое время координаты труднодоступных мест с расположенными там схронами. Кто-то постоянно ищет и набирает добровольцев, создан тренировочный лагерь, имеется склад вооружения, найдены люди с реальным боевым опытом. Правда, как они планируют выступить против мощи владеющей миром Империи? Скорее всего, это только краешек сети Сопротивления, опутавшей весь захваченный мир. Ирландцы, курды, баски, повстанцы Африки, горцы – свободолюбивого народа хватает, а вечных империй не бывает.

– Сержант, не гони так!

– Извини, Ната, задумался. Давай передохнем.

– Ты как железный. Я считаюсь в отряде отличной бегуньей, но за тобой…

– У меня было очень много тренировок, Натали.

– А кем ты был раньше, Сержант?

– Это грустная, тяжелая и секретная история, соратница. Могу сказать только, что с врагами боролся.

– Был разведчиком?

– Это тоже.

– А откуда у тебя такое прозвище?

– Мне его дали друзья. Они все погибли.

– Ой!

– Отдохнула?

– Да. Последний переход по просеке, и ждем рассвет.

В свете сереющего утра девочка с любопытством меня рассматривает. Сколько ей? Лет восемнадцать, максимум девятнадцать. Худенькая, стройные, привыкшие к спорту ножки, миленькое личико, длинные темные волосы. Одета как я – легкие брюки, кроссовки, рубашка с коротким рукавом навыпуск.

– Тебе точно надо хорошо умыться – на лице еще осталась краска, про губы я вообще молчу.

– Ты на руки посмотри.

– Боже! Какой ужас!

– Представляешь, если бы там, на поляне, я взял тебя за плечо?

– Я бы умерла со страху. Сержант, я вообще смелая, змей не боюсь, но мертвецов…

Натали вздрагивает:

– Ничего не могу с собой поделать. Ты еще и подкрался бесшумно. Как ты там вообще оказался?