Право на Тенерифе

На несколько мгновений Юля замерла, зрачки ее глаз не двигались, она смотрела на облезлую стену палаты и ничего не видела перед собой, только большое пятно светло-зеленой облупившейся краски. Время остановилось. Ей стало все безразлично, все едино…

Еще две таблетки преднизолона в день. Плюс двадцать процентов. Ну и что ж? Не все ли равно, как быстро садить здоровье ребенка? Ведь оно все равно будет погублено. Не все ли равно, что Катя будет есть еще чаще? Ведь она и так ест, как несколько взрослых.

Тем более что Юля все равно бессильна. Ей скрутили руки, ее связали, а рот заткнули кляпом. Она, взрослый человек, успешный сотрудник, зрелая личность, – не что иное, как беспомощная субстанция, не больше чем ребенок. У нее нет опоры, у нее нет веры, у нее нет больше сил.

Никогда ей уже не быть просто дочерью, просто человеком, просто женщиной. Она – мать, и это навечно. Не повернуть времени вспять, не миновать прошлых ошибок, не родить Катю заново, без всяких генетических мутаций, не переехать ей с новорожденной Катей подальше, из России, туда, где нет ядовитых производств, не защититься от прижизненных мутаций. Не вернуть здоровья.

Есть только здесь и сейчас, все совершилось, ничего не изменить. И как бы страшно и беспросветно «здесь и сейчас» ни было, нужно что-то делать с ним. Нужно бороться. Нужно смириться. А затем опять – бороться.

Как это всегда бывает с женщинами, материнская воля, исходящая даже не из нутра, а из глубины каждой клетки ее тела – нестираемый код на спирали ДНК, – все-таки взяла свое. Глаза сами просохли, оживились, Юля повернулась к Кате и… улыбнулась ей.

На острове Константин и Алина взяли машину напрокат и стали ездить по разным тематическим местам: зоопаркам, аквапаркам, пляжам Лас-Америкас, Коста Адехе. Один раз они поехали всей семьей посмотреть на вулкан Тейде, самую высокую точку Испании, с которой можно увидеть почти все Канарские острова.

Последнее извержение было здесь почти сто лет назад, а природа так и не смогла восстановиться: огромные обугленные долины и скалы без единого ростка распростерлись вокруг. По крайней мере, так писали в буклетах, так говорили другие туристы.

Их машина поднималась все выше и выше по извилистому серпантину, оставляя белые поля облаков, похожие на снежные равнины Арктики, где-то внизу, за скалами. Они думали, выше уже некуда: и так высоко, – но дорога упрямо вела вверх.

На черной вулканической земле росли сосны, но местами действительно казалось, что они не в Испании, а где-то на другой планете, настолько далеко простирались безжизненные пустыни. Было сложно представить себе, что когда-то на месте этих черных скал могло что-то расти, могла буйствовать жизнь во всех ярких красках острова.

И все-таки когда они подъехали к предгорью самого вулкана, то увидели, что обширные участки равнины покрылись зелеными кустарниками, самыми красивыми из которых были багровые синяки вильдпрета – высокие, аккуратные, словно обработанные садовником, и стремящиеся к небу. Здесь были и заросли тейдского дрока, нежных светлых цветков, в которых прятались крупные ящерицы.

Даже хрупкая фиалка встречалась вдоль прогулочной зоны. Ветер смог поднять семена с низин и предгорий и постепенно донести их до высоты этих мест, а пепельная, богатая полезными элементами земля приняла их и вдохнула в них свою концентрированную мощь. Жизнь брала свое, потому что не могла не брать. Даже масштабное разрушение после извержения вулкана не было концом всего.

Обратно они возвращались уставшие, но дети были довольны. Марьяна чуть не заснула в машине, а Федя был не таким гиперактивным, как утром: скромно сидел на заднем сиденье и смотрел в окно.

– На вулканической почве, оставшейся после последнего извержения, растут вкуснейшие овощи и фрукты, – для кого-то рассказывала Алина, словно пытаясь свести на нет молчание и навеянную им тоску, – эта почва богата, как ни странно, микроэлементами, благодаря которым здесь и получаются продукты такого качества. Мне белорусы и украинцы рассказывали, что даже их черноземная морковь и картофель совсем не такие вкусные. Наши продукты ни в какое сравнение не идут: одни пестициды и прочая химия, знаешь, которую используют для увеличения срока хранения продуктов. Знакомые в родном городе, кто работал на комбинате, рассказывают, что там все работники носят маски, потому что зерно и крупы травят страшнейшей химией. Текучка жуть, все бегут, так как здоровье от такой работы быстро портится.

Константин улыбался, слушая жену. Алина была в коротком светлом девичьем сарафанчике, который оттенял ее загоревшую на острове кожу. Сегодня утром они так торопились на экскурсию, что Алина не успела сделать макияж. Без косметики, уставшая, с немного спутанными распущенными волосами она была необыкновенно хороша.

Константину показалось, что она была похожа на себя в юности. Из-за того, что Алина похудела, лицо ее стало тоньше, а без косметики оно казалось совсем детским, невинным. И говорила она в первый раз не что-то пустое, а что-то имеющее смысл.