Ответил с вызовом. Вспомнилась встреча в деревне Вожжино. Как на фотографии увиделось. Особенно глаза капитана, черные, вроде как без дна…
— Слышь, Олег Николаевич, точно говорит, войну я встретил в звании капитана.
Слова Грязнова относились к начальнику штаба Мохову, а на Колосова комиссар партизанской бригады смотрел и вроде как насмотреться не мог.
Вдруг улыбнулся. Самому себе. Уголками жестких губ.
Грязнов вдруг вспомнил, как разыскивал этого старшину и его командира в сорок втором году. Запомнил он обоих с сорок первого года, с тех боев под деревней Вожжино, помнил, как воевали оба в последующих сражениях за Москву, вот и хотел взять с собой в партизанский край. Помнил, как пришли объективки и на одного, и на другого. В объективках сообщалось, что оба они служили во фронтовой разведке, награждены боевыми орденами.
Правда, ни этого старшину, ни его командира, кажется Речкина, Грязнов так и не получил. Видимо, их высоко ценили. Потому и не отдали.
— Мы с этим старшиной, — кивнул Грязнов на Колосова, — из одной чаши горечь сорок первого года пили.
Колосов не понял. Не знал, что ждать от этих слов, от улыбки, от этой встречи. О горечи капитан сказал точно, тогда всем досталось, хлебнули полной чашей.
— А дурного не помни, старшина. За своего командира прости.
Капитан смотрел твердо. Глаза были, точно, все те же. Почти. По цвету. По ощущению, что в них нет дна. Правда, и усталость проглядывала.
Колосов протянул руку. Капитан крепко пожал ее.
— О своем командире знаешь что?
— Вместе шли сюда, товарищ капитан, — сказал Колосов. Сказал и сник, подумав о ранении Речкина.
— Вон оно что, — отозвался Грязнов.
Мохов убрал планшетку. Он понял, что записывать и сверять рассказ старшины не придется.
— Радист давно в вашей группе? — спросил Грязнов.
— В первом поиске, — сказал Колосов.
— Как же ты все-таки провел его к нам?
В голосе Грязнова Колосов уловил сочувствие.
— Не знаю, товарищ капитан, — сказал он. — Надо было провести.
— Да, да, — подтвердил Грязнов, думая о чем-то. — Пойдем к комбригу, — предложил он, — искать надо твоего лейтенанта.
Втроем они и вернулись к Солдатову. Впереди Грязнов, за ним — Колосов, за старшиной — начальник штаба. Солдатов что-то понял по лицу Грязнова. По улыбке на лице Грязнова, с которой тот вошел в землянку.
— Я так понимаю, что обошлось без проверки? — спросил Солдатов.
— Так точно, Анатолий Евгеньевич, — доложил Грязнов. — Старшина проверенный-перепроверенный. Мы с ним вместе воевали. Под Смоленском, под Ельней, под Москвой. И командира я его знаю. Того, что остался с группой.
Солдатов облегченно вздохнул.
— Садись, старшина, — пригласил он Колосова, — вместе подумаем.
— Радист жив? — спросил Колосов.
— Жив, жив, — ответил Солдатов. — Доктор у нас хороший, сделает все, что сможет.
Грязнов расстелил на столе карту района.
— Прежде всего надо уточнить твой маршрут, старшина, — кивнул он на карту. — Шел ты, судя по твоему рассказу, берегом Соти. Немцы там большие работы ведут.
— Потому так долго и шел, — объяснил Колосов. — Каждый раз, когда встречался с ними, приходилось давать крюка. Пес, правда, выручал. Приблудный. Далеко немцев чуял.
— Где оставил своего лейтенанта?
Колосов всмотрелся в карту. Нашел тот овраг, на дне которого протекал ручей, превратившийся в шумливый поток после ночного ливня. Ему показалось, что он увидел те заросли, ту ель, под которой разведчики выкопали тайник для него и для Неплюева, укрыли их в этом тайнике, а сами ушли, уводя за собой немцев.
— Здесь мы остались с радистом, — уверенно показал он точку на карте.
Сверили маршрут. Старшина подробнейшим образом доложил, где и что видел, на каких участках встречался с немцами.
— Группа ушла в сторону Шагорских болот? — спросил Грязнов, возвращаясь к началу разговора.
— Так точно, — подтвердил Колосов. — Дали последнюю радиограмму, замаскировали нас, пошли в сторону болота.
— Где те немцы, что с Шернером пришли? — спросил Грязнов у Мохова.
— Спят, наверное, — сказал Мохов.
— Надо бы позвать, — предложил Грязнов.
Мохов ушел за немцами, о которых Колосов слышал впервые.
Солдатов и Грязнов продолжали разговор между собой, прикидывая, где, в какой точке Шагорских болот могли укрыться разведчики. Колосов слушал молча. Он вдруг почувствовал, как затихают голоса комбрига и комиссара. Их слова доносились до Колосова словно издали. Глохли другие звуки, те, что слышались снаружи. Старшина заметил странное затухание звуков, насторожился. Что-то с ним происходило. На миг увидел себя и Неплюева вместе, но отчетливее себя, в тот момент, когда после напряженного ожидания ухода гитлеровцев они выбрались из тайника, дождались рассвета, когда понял старшина, что радист не в себе. Вспомнилось отчаяние, желание избить Неплюева, отрешенность радиста, которая и укротила Колосова. Увиделось, тут же сменилось безразличием. Показалось, что преодолел он какую-то невидимую грань, за которой пропадают желания в чем-то разобраться, что-то понять.