На войне нет легкой работы, на войне долог каждый шаг. Даже тогда, когда бежишь под огнем, стремясь достичь мертвой зоны. Однако каждый раз, когда Колосову приходилось бежать или тайно пробираться, думая лишь о том, чтобы неосторожным вздохом не выдать себя, возвращаясь, он анализировал каждый свой шаг. Такой анализ, как считал Колосов, ношу не облегчал, но увеличивал шансы остаться в живых.
В землянке, один на один со своими думами, он еще пытался что-то вспомнить. То, как натыкались они на немцев и приходилось валить Неплюева с ног, тащить его в сторону, прикрываясь зарослями. Затыкать ему кляпом рот, чтобы, не дай бог, радист не мог пикнуть. То, как долго и трудно искал брод через Соть. Как обходили минные поля. Шли, ползли, бежали. Через то поле у дороги, когда увиделся наконец завершающий этап этого трудного пути. Анализа не получилось. Другие мысли заслоняли все остальные: его должны были еще проверять, уходило время, а где-то в болоте схоронились ребята, с ними раненый лейтенант Речкин.
Теперь, кажется, что-то прояснилось. Теперь можно надеяться на помощь. И все же думается об этом вяло, как-то нехотя, по мере того как отдаляются звуки, глаза застит туманом.
— Что с тобой, старшина?
Колосов почувствовал на своем плече руку. Рука с силой встряхнула старшину.
— А? Что?
— На тебе лица нет, — сказал Грязнов.
Солдатов протягивал кружку с водой.
Колосова окатило чем-то горячим. Изнутри. Так показалось. Запылали щеки, жарко разгорелись уши, во рту он ощутил такую сухость, что тут же вцепился в кружку с водой, выпил ее одним махом.
— Ребят надо выручать, товарищ капитан, — глухо произнес Колосов, обращаясь по-прежнему только к комиссару, называя его по-старому, как в сорок первом году, когда тот носил по одной рубиновой шпале в петлицах.
— Мы об этом и говорим, старшина, — сказал Грязнов. — Тебе плохо?
— Вызвать врача? — обеспокоенно спросил Солдатов.
— Пустое, — отозвался Колосов. — Проходит.
Солдатов переглянулся с Грязновым.
— Отложим разговор, комиссар, — предложил Солдатов. — Старшине надо отдохнуть. Нервное перенапряжение — это бывает.
— Нет, нет, — заторопился Колосов, — отдохну потом. Я двужильный, товарищ капитан, выдюжу. Наехало и прокатило, пройдет.
Колосов сжал зубы так, что на скулах взбугрились желваки. Глянул на руки. Пальцы мелко подрагивали. Противную дрожь, как при ознобе, он ощутил в ногах.
— Я дойду, товарищ капитан, ребят найду, если живы.
Старшина вспомнил, как тащили его ребята вместе с «языком», когда он больной ушел в тыл к немцам, а выйти на своих двоих не хватило сил, как тогда же Речкин пригрозил ему за то, что он скрыл недомогание. Но тут он почувствовал, что слабость действительно прошла, он выдержит переход, и не один. За своими пойдет, за товарищами, с которыми все и всегда поровну. И войны, и судьбы.
— Решено, товарищ капитан, пойду, — упрямо произнес Колосов. Он встал, качнулся с пяток на мыски, пробуя силу, показывая, что крепко стоит на ногах.
— Чтобы идти, надо знать хотя бы минимальное: куда? — достаточно твердо сказал Грязнов.
— Как куда? — спросил Колосов. — На то место, где расстались. Своих я по следам отыщу как-нибудь.
— Как-нибудь у нас не принято, — строго произнес Солдатов.
Колосов не знал, что ответить. В данный конкретный момент ему необходимо было действие, он не мог ждать.
Дверь в землянку открылась, вошел Мохов, с ним двое. Эти двое оказались действительно немцами, они ни слова не понимали по-русски. Переводчиком был Мохов.
Бургель сказал, что о разведчиках слышал, блокированы они в Шагорских болотах, но где — сообщить не может, поскольку лично через него ни одного документа не проходило.
— Шагорские болота на двадцать верст с гаком, — вздохнул Солдатов, услышав перевод Мохова.
Фриц Иблер оказался более сведущим. Он сказал, что смог бы указать место на карте, где, по его мнению, блокированы разведчики. Солдатов разрешил воспользоваться трофейной картой. «Сообщения о русских разведчиках поступили в комендатуру из соседнего Овчинниковского района, — перевел Мохов слова Иблера. — Вначале русских преследовали объединенными силами оперативных отрядов двух комендатур. Потом для этой цели была выделена группа из состава сто сорок третьей пехотной дивизии, дислоцированной в Глуховске. По последним данным, разведчики находятся примерно здесь».
Иблер взял карандаш, кружком отметил место на карте, где могли быть разведчики, куда были направлены силы преследования.
— Снова Ольховка, — вздохнул Солдатов.
— Не совсем, — сказал Грязнов. — Рядом, но это не в Ольховке.
Колосову странно было слышать немецкую речь, видеть немцев. «Своих немцев», — как предупредил его Грязнов.