Право Рима. Марк Флавий

Ночью же можно было подумать, что люди эти растворились в пугливой тишине и кладбищенском покое. Вот только на смену им пришли другие. Шествие людей, которые бежали теперь в свои квартиры, волею Цезаря сменилось процессией вьючных животных, извозчиков и целых обозов. Действительно, диктатор понял, что на столь крутых, узких и оживлённых улочках, как римские, движение экипажей, неизбежное в связи с удовлетворением потребностей сотен тысяч жителей, привело бы среди дня к мгновенной закупорке, и было бы источником постоянной опасности. Этим и объясняются радикальные меры, на которые он пошёл, что и знаменуется его посмертным законом. После восхода солнца и вплоть до самых сумерек перемещение экипажей внутри Рима не допускалось. Те, что вошли сюда в течение ночи и оказались застигнуты рассветом прежде отправления, имели право лишь на то, чтобы стоять пустыми. Это правило, впредь не отменимое, допускало лишь четыре исключения. Из них три были временные. На улицы допускались: в дни торжественных церемоний — экипажи весталок, царя священнодействий и фламинов, в дни триумфа — повозки, без которых нельзя было обойтись в процессии победы, в дни общественных игр, те повозки, которых требовали эти официальные празднования. Существовало, далее, постоянное исключение, данное на всем протяжении года всем возам предпринимателей, питающих задыхающийся город, чтобы представить его в более здравом и красивом виде. Кроме этих случаев, определённых весьма точно, в Риме было разрешено передвигаться лишь пешеходам, верховым и обладателям носилок.

Занимаясь поставками пшеницы Нумерий хорошо понимал, что вся эта беззаботная суета вечного города может закончиться через месяц. Именно на такой срок оставалась запасов зерна для Рима. Римляне, которые постоянно требовали от власти хлеба и зрелищ, не умели терпеть лишений в чём-либо. Именно об этом сенатор и хотел сейчас сказать Максенцию, поднимаясь по ступеням его дворца. Возле массивной тяжёлой двери из чёрного дерева его вместе с охраной остановили преторианцы.

— Я сенатор Нумерий Тулиус! — громко представился сенатор.

— Я знаю вас, — ответил ему седой триарий, — император сейчас немного занят, но вы можете пройти, только без охраны, — с улыбкой добавил он.

Нумерий кивнул и прошёл в открытую дверь. Поднявшись по белым мраморным ступеням дворца, он оказался перед другими такими же дверями. Старший, из охранявших эту дверь преторианцев, жестом указал ему на небольшой внутренний садик. Сенатор сел на небольшую красивую лавочку и стал ждать. Через некоторое время дверь открылась, из неё проскользнула женщина и в сопровождении одного из преторианцев стала спускаться по ступеням. И хотя женщина старалась оставаться незамеченной, Нумерий узнал её, это была жена его визави, сенатора Тиберия Луциуса. Когда её шаги стихли, офицер преторианец громко сказал:

— Сенатор Нумерий Тулиус император ждёт вас!

Сенатор прошёл в открытую дверь. Максенций встал из-за стола и улыбаясь пошёл навстречу. Они поздоровались:

— Ты я вижу, зря времени не теряешь, — улыбнувшись, произнёс Нумерий.

— Должен же кто-то позаботиться о бедной женщине, пока её муж в Галлии прислуживает Константину, — ещё больше расплылся в улыбке Максенций.

— Ты ведь не обходишь вниманием и жён сенаторов, которые остались с тобой в Риме?

— Это всё невинные шалости по обоюдному согласию, — усмехнулся Максенций.

Нумерий сразу вспомнил двух сенаторов внезапно умерших около года назад, с жёнами которых Максенций развлекался. В обнародованных завещаниях всё своё имущество они завещали лично Максенцию, причём завещания были переписаны прямо накануне их смерти. Это мысль почему-то испортила сенатору настроение.

— Так о чём ты хотел со мной поговорить? — спросил Максенций, усаживаясь за стол.

— В Риме зерна осталось на один месяц, — сказал Нумерий, оставшись стоять, — надо что-то делать.

— Ты сейчас о ком больше печёшься, о своей торговле или о римлянах? — с усмешкой спросил Максенций.

— О тебе император, начнутся голодные бунты, многие сенаторы поддержат их! — холодно произнёс Нумерий.

— Я уже думал об этом, мне нужен флот для отправки двух легионов в Африку, — так же холодно ответил Максенций.

— Сколько у меня есть времени?

— Не больше недели.

— Хорошо, через неделю флот для двух легионов будет стоять в Остии, — сухо сказал Нумерий.

— Хорошо, — довольно кивнул Максенций, — ты чего такой серьёзный вдруг стал, обиделся на меня, так ты не обижайся попусту, мы с тобой теперь одной верёвочкой до конца жизни связаны, — усмехнувшись, добавил он.

— Работы у меня много, пойду я, — устало сказал Нумерий.

— Ну, иди, иди, работай, — кивнул ему Максенций на прощание.

Попрощавшись, Нумерий вышел. Максенций некоторое время смотрел ему вслед, затем вернулся к столу. Он по-прежнему пребывал в хорошем настроении. Поев немного винограда, Максенций велел позвать к нему префекта претория Гая Руфина Волузиана. Через некоторое время к нему зашёл рослый, седой генерал.

— Приветствую вас мой император, — слегка улыбнувшись, произнёс офицер.

Максенций улыбнувшись ему в ответ произнёс: