Добротный дом. Белый камень, красная черепица, неухоженный сад, грязные, замусоренные тропинки, которые с прошлой осени не мели, но – целая ограда. Дом выглядит заброшенным, но попасть в него будет очень непросто. Двери закрыты, и ворота закрыты, но петли смазаны, хоть всю ночь ходи – не скрипнут. А у задней калитки тропинка протоптана.
Странный дом. Как кот, который притворяется спящим, а потом только когти блеснут – и конец мышке.
– Чей это дом?
– Кто ж его знает… узнать? Тихий он, если кто и живет, то ни пьянок, ни девок…
Далан перевел взгляд на соседний особнячок. Этот выглядел вполне жилым и даже очень оживленным.
– Кто-нибудь может туда устроиться? Поваренком, например?
Мальчишка, который привел его сюда, сплюнул на пять шагов через дырку в передних зубах. Подумал минуту для важности.
– Это можно. А зачем?
Далан развел руками.
Он и сам не знал, зачем и почему, но… внутри словно угольком жгло. Не давало покоя, заставляло нервничать, действовать…
Глупости?
Может, и не пригодится никому секрет «кошачьего» дома, но…
– Приглядеть за соседним домиком.
Мальчишка подумал.
– Есть кому. Но это дорого будет стоить.
Далан кивнул. Поторговался, сбивая несуразно заломленную цену, и выдал аванс. Лучше узнать десяток чужих ненужных тайн, чем пропустить одну, жизненно необходимую тебе.
К кому ходил тьер Синор? Зачем? Кто живет в этом доме?
Далану было что рассказать Алаис.
Эттан замер на пороге и прислушался.
– Как жизнь без весны, весна без листвы…[20]
Низкий женский голос причудливо сплетал слова и мелодию, и Эттан слушал, забыв обо всем. Песня кончилась, и раздался голос Луиса:
– Алекс, спой что-нибудь еще…
Пальцы певицы побежали по струнам, и Эттан поймал себя на том, что замер. И рассердился.
Он? Преотец? Подслушивать под дверью?
Ну уж нет!
Рука властно легла на ручку двери, толкнула…
– Добрый вечер.
Музыка смолкла. Александра, сидящая на большой шкуре у огня, отложила гаролу, встала и поклонилась. Луис приветствовал отца поднятым бокалом.
– Пресветлый…
Эттан поднял руку, показывая, что не стоит усердствовать.
– Я пришел не как Преотец, но как отец.
– Тогда вы позволите угостить вас?
Эттан уселся во второе кресло и милостиво кивнул:
– Разрешаю.
Алаис засуетилась вокруг, наливая алую жидкость в бокал, подвигая поближе тарелки с… чем?
– Что это такое?
Кусочек хлеба, сыра, рыбы, мяса, овощей – наколоты на заостренные палочки и собраны в причудливую смесь.
– Это канапе, пресветлый. Попробуйте – их надо отправлять сразу в рот, – Алаис продемонстрировала, как это делается. Эттан медленно взял одну из шпажек, ту, которая с мясом, попробовал.
– Хм, интересно…
В кубке тоже оказалось не вино.
– Смородиновый морс. – Алаис развела руками. – Если вы прикажете, я пошлю за вином.
Преотец отмахнулся. Ему не хотелось видеть слуг, суе-титься, что-то делать – на миг он расслабился. Хорошо было вот так сидеть у огня, поедать вкусности, потягивать кисловатую жидкость…
– Не стоит. Спой что-нибудь?
Алаис улыбнулась. Блеснула глазами, опускаясь на шкуру, протянула руку за гаролой.
Эттан слушал, откинув голову назад. Люди всегда одинаковы и всегда боятся, что у них не хватит сил.
Одна песня закончилась, началась другая, третья, потом Александра взялась рассказывать сказку, а Эттан слушал. И смотрел на рассказчицу.
Пепельные волосы в бликах огней, тонкое лицо, глубокие темные глаза…
Луису повезло.
А ему?
Такая женщина может быть достойной подругой и для Преотца, не только для его сына.
Магистр Шеллен смотрел на корзину, которую поставил у его ног тюремщик.
– Ты это… если спросят откуда – скажи, что я тебе ничего не передавал, понял? Скажешь – Хомяк отдал?
Шеллен медленно кивнул.
– Что это?
В корзине оказалось вино, хлеб, сыр, мясо и бутылка с какой-то настойкой.
– Сказали, этим раны протирать. Чтобы не загноились.
Шеллен только усмехнулся. Ну загноится, и что? Попадет он на плаху с горячкой – или без нее? Какая разница?
– Кто сказал?
– Девка. То есть баба, такая… видная. – Описание у тюремщика получилось не очень, тот сам это понял и досадливо сплюнул. – Сказала, Эли ее звать.
Элайна…
Сердце пропустило удар.
Элайна. Поляна с одуванчиками, сияющие глаза любимой, Атрей, другая, мирная жизнь…
Сын, солнце, свобода…
Шеллен усилием воли изгнал эти мысли.
– Больше она ничего не сказала?
– Сказала. Что ее звать Эли и что она на тебя надеется.
Шеллен медленно кивнул.
Элайна в Тавальене. Что она хочет? Смешной вопрос. Конечно же, освободить его. А вот что получится?