Право умирать первыми. Лейтенант 9-й танковой дивизии вермахта о войне на Восточном фронте. 1939–1942

Мы сгорали от нетерпения поучаствовать в драке. Мы чувствовали себя полностью готовыми к боям. Мы боялись опоздать на войну. Готовившим нас лейтенантам повезло повоевать в Польше. Они рассказывали нам о схватках с польскими кавалеристами, при этом восхищаясь проявленной ими отчаянной смелостью: разве не атаковали они с пиками наперевес наши танки, полагая, что те сделаны из картона? Мы завидовали наградам старших товарищей и боялись, что наша грудь не украсится такими.

В начале мая стало ясно: великий день близок. Нас влили в маршевый батальон, который формировался в Аугсбурге, а оттуда должен был в самом скором времени отбыть на Западный фронт. Мы ехали на поезде в Аугсбург, когда радио сообщило о начале боевых действий по всей западной границе от Аахена до Базеля. Мы завопили от восторга. Наконец-то! Еще несколько дней, и мы войдем в соприкосновение с неприятелем.

Но мы плохо знали функционирование механизма армейского резерва. Потери в боях в Голландии и Бельгии оказались намного ниже предполагавшихся. Наш маршевый батальон, составленный из солдат самых различных частей сухопутной армии, расквартировали в казармах на окраине города. То, что, как мы считали, навсегда закончилось, продолжалось полным ходом: занятия, стрельбы и, главное, пешие марш-броски, совершенно изнурительные в то сухое жаркое лето.

Когда же наши эшелоны, наконец, двинулись в западном направлении, вермахт уже прорвал последнюю линию обороны французов перед Парижем – линию Вейгана. В Кёльне мы знали, что Париж оккупирован. В Брюсселе – что Франция сложила оружие. И все красоты бельгийской столицы, почти не пострадавшей от боев, не могли утешить нас в нашем разочаровании.

Но, черт побери, неужели в Европе не было ни одной страны, способной нам серьезно сопротивляться? Даже Франция, грозная Франция, самая мощная в военном отношении держава континента, капитулировала через совершенно невероятный, поразительный срок в шесть недель! Как такое могло произойти? Каковы были причины нашей победы, нашего блицкрига? Танки, «Штуки»[31], превосходство Генерального штаба или же просто боевого духа, инициативность таких наших командиров, как Роммель, Манштейн, Гудериан?

В этот раз все мои братья поучаствовали в войне. Клеменс во главе своего танкового взвода прошел до швейцарской границы; после того, как форсировали Луару, они уже не встречали сопротивления. Франц-Иосиф участвовал в жестоких рукопашных схватках с сенегальцами и марокканскими стрелками на линии Вейгана; он брал Аббвиль, откуда привез роскошную борзую, найденную в горящем замке. Фриц-Лео, артиллерист, ограничился зачисткой Лотарингии от последних французских частей, засевших на линии Мажино. А великолепный Эрбо записал в свой актив еще десяток воздушных побед; он был награжден Железным крестом первого класса и явно шел прямиком к Рыцарскому кресту.

В одном из писем с фронта он описал мне свой бой с французским истребителем типа «Моран-Солнье» над Эной. Француз разбился в поле. «Воздушные бои, – говорил он мне, – это последние в истории турниры. Как в Средние века два рыцаря с одинаковым оружием сходятся в поединке с соблюдением всех правил куртуазности: нам случается приветствовать друг друга, пролетая мимо, – и побеждает сильнейший. Между нами нет ни ненависти, ни подлости». Он продолжал свои воздушные сражения над Ла-Маншем, уже против англичан. Дважды его, сбитого, вытаскивали из моря, но он одержал восемнадцать побед. До Рыцарского креста не хватало двух, когда его эскадру отвели с фронта: она понесла страшные потери над Англией.

Германский гений поработал так быстро, что наш эшелон смог без особых трудностей продолжить путь на юг. К Парижу. По дороге мы видели следы, оставленные блицкригом: еще не похороненные трупы, туши животных, полуразрушенные дома, остовы танков, грузовиков, самолетов. Когда мы прибыли на Северный вокзал, была ночь. Мы легли спать в огромном зале ожидания, прямо на пол.

Назавтра было 14 июля. Мы об этом не подумали. Я отправился на прогулку по знаменитому парижскому метро, впрочем, неудачно: мой рюкзак оказался зажат между дверями вагона, которые закрылись слишком быстро; одна старая дама с сочувствием посмотрела на меня. На Орлеанском вокзале мы сели в старые вагоны П.Л.Ю. (Париж-Лион-Юг), которые показались нам приехавшими из другого мира.

Через три дня мы, несколько уставшие, наконец, приехали в свою часть – Aufklärungsabteilung 27 (разведывательный батальон 27-й пехотной дивизии). Он мирно расположился в четырех деревнях в Бри, вокруг стоящего на национальном шоссе № 4 небольшого городка Бетон-Базош, в замке которого расположились штаб батальона и его начальник барон фон Лерхенфельд. Мой эскадрон, первый и единственный, сохранивший лошадей, стоял в деревне Шансене, в четырех километрах от Бетона.