Для советских криминологов и социологов проституция и проститутки служили ярким напоминанием о том, что при НЭПе старый образ жизни не отмер и даже процветает. Советские исследователи усматривали многочисленные связи между проституцией и тем, что с их точки зрения являлось «буржуазным», клеймили проституцию как паразитизм и общественную аномалию, пережиток прошлого [Лебина 1999: 82]. Считалось, что капитализм создает благоприятные условия для проституции; как отметил один исследователь, «только социальное неравенство с его эксплуатацией человека человеком, с его неравномерным распределением материальных ценностей, с его правовым неравенством полов <…> могло породить такое ужасное явление, как торговлю своим телом — проституцию» [Левин 1926: 29]. Проституция, как утверждали криминологи, является прямым следствием общественно-экономических условий капитализма и связанного с ними морального упадка, а в советском обществе продолжает существовать в силу невысоких темпов социалистического строительства. Эти исследователи называли безработицу основным общественно-экономическим фактором, провоцирующим проституцию [Учеватов 1928: 51][200]
, и одновременно подчеркивали, что искоренить эту профессию позволит только внедрение социалистических принципов. Криминолог и правовед П. И. Люблинский писал:Правильное сексуальное воспитание, раскрепощение женщины и открытие ей свободного применения ее труда для производительных целей, свобода брака, поднятие личного достоинства в каждом человеке — должны в результате привести к отмиранию проституции в той ее безобразной форме, в какой она сложилась в эпоху капитализма и какой она отчасти сохраняется еще теперь. <…> необходимо подходить к проституции не с лозунгом полной свободы ее, а с мерами социальной политики, направленной как на устранение всего того, что способствует проституции, так и на поднятие ответственности в самом лице, занимающемся проституцией, за ту опасность, которую он причиняет обществу [Люблинский 1925: 78].
Эта самая опасность проистекала именно из выключенности проститутки из процесса производства, равно как и из ее сексуальности и криминальности. С ним согласен и еще один исследователь:
Проституция как профессия является <…> бесспорно преступлением, так как такая профессия, не создавая реальных экономических ценностей и не содействуя этому, не является общественно-ценным, общественно-полезным трудом. <…> Такая профессия есть преступление против этих [большевистских] идеалов и всего общественного строя и как таковое, как преступление, проституция при советской власти не может не быть наказуема [Эратов 1922: 5].
Для этих авторов проституция не просто порок, но еще и явственное свидетельство существования пережитков капитализма и классовых врагов в обществе периода НЭПа.
Хотя криминологи и сознавали, что условия, продолжающие втягивать женщин в проституцию, созданы именно НЭПом и пока сохранившимися пережитками прошлого, они подчеркивали и то, что представительницы этой профессии — жертвы обстоятельств и заслуживают не наказания, а сочувствия. Так, криминолог Жижиленко отмечал: «Проституция признается промыслом безнравственным, но проститутка не подлежит наказанию за одно лишь занятие этим промыслом» [Жижиленко 1922: 24-25]. Социолог Л. М. Василевский придерживался той же точки зрения, поясняя, что «наш закон не карает уже по одному тому, что было бы крайне несправедливо карать ее за занятие развратом, а мужчину, который ее покупает, оставлять безнаказанным» [Василевский 1926: 76]. Вместо этого советский закон призывал к преследованиям тех, кто пользуется бесправным положением женщин, способствуя распространению проституции. Так, органы правопорядка прицельно занимались держателями борделей, которые, как утверждали криминологи, зарабатывали на эксплуатации чужого труда. Как отмечал один юрист,