Большой процент альтернативных наказаний свидетельствует о нескольких тенденциях начала 1920‑х годов. Во-первых, в тюрьмах остро не хватало места. Большевики унаследовали царскую тюремную систему, многие здания устарели, износились, были переполнены. К 1924 году суды, по сути, оказались заинтересованы в альтернативных приговорах. Это нашло отражение в сокращении числа тюремных приговоров, в коротких сроках, растущем числе условных сроков и широком применении штрафов и принудительных работ. Во-вторых, большое число конфискаций имущества к 1924 году отражало сдвиг в работе милиции и суда — они сосредоточились на борьбе с самогоноварением (речь об этом пойдет ниже). В ходе этой кампании на скамье подсудимых и в тюрьме оказалось огромное число людей, как мужчин, так и женщин, что вынудило систему правосудия обратиться к альтернативным мерам «защиты общества» перед лицом стремительного роста числа преступников. И, наконец, — возможно, для большевиков этот фактор оказался основным — решения судов в пользу альтернативных наказаний позволяли испытать на практике прогрессивные пенитенциарные теории, в которых подчеркивалось, что заключения и подавления в чистом виде недостаточно для того, чтобы отвадить от преступной деятельности, более эффективными орудиями в борьбе с преступностью могут служить образование и просвещение[230]
.Преобладание условных и коротких сроков, равно как и альтернативных видов наказания в 1920‑е годы, стало отражением ситуации, сложившейся в период НЭПа, а также нехватки у советского государства ресурсов для того, чтобы превратить тюремное заключение в эффективный инструмент социалистического перевоспитания[231]
. Криминологи, исходившие из того, что преступники зачастую идут на нарушение закона в силу тяжелых материальных обстоятельств, признавали, что тюремный срок зачастую лишь способен усугубить и без того тяжелое экономическое положение правонарушителей и тем самым поспособствовать росту рецидивизма. При том что оценить реальную эффективность воздействия альтернативных наказаний на правонарушителей достаточно сложно, такие меры, как конфискация имущества, наверняка особенно осложняли жизнь преступникам из числа крестьян и при этом являлись для государства действенным способом перераспределения имущества (по крайней мере, изъятия его из рук тех, кого государство считало кулаками или буржуазией). Тем не менее, высокий процент альтернативных приговоров свидетельствует о том, что большевики понимали: перевоспитание и приобщение населения к культуре должно происходить с использованием судов и уголовного кодекса как заградительной системы, а также за рамками законодательной системы, через обучение и агитацию в партийных ячейках, подготовку кадров на селе и на рабочих местах[232]. Советский социализм предполагалось строить не только на главенстве закона, но и через партийную работу, результаты которой должны были быть закреплены судебной и юридической системой в соответствии с классовым пониманием антисоветского поведения. Тем самым был создан опасный прецедент, который впоследствии получил развитие.С точки зрения криминологов, различия между городской и сельской преступностью воплощали в себе несоответствия между старым образом жизни и новым социалистическим порядком. Как отмечал Гернет, в природе городской и сельской преступности отражается «отмеченное нами столкновение двух миров, старого и нового» [Гернет 1927б: 163; Гернет 1927в: 19]. По его мнению, имела место