Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Горькая ирония представлений о женской преступности как «сельской» и, как следствие, о женщинах как отсталых заключается в том, что эти представления отрицают какое бы то ни было влияние борьбы за существование, которую криминалисты считали таким позитивным явлением. По сути, женщины раз за разом проявляли свою вовлеченность в борьбу за существование, совершая детоубийства, чтобы сохранить работу домашней прислуги или, в случае с самогонщицами, занимаясь производством и продажей самогона с целью дополнить свой доход – на это указывали сами криминологи. Кроме того, когда это соответствовало их потребностям и возможностям, женщины пользовались новыми социальными и семейными законами, принятыми большевиками – например, прибегая к аборту для регулирования состава семьи и требуя алименты с безответственных мужей и любовников. Однако криминологи в своем анализе как бы не замечали этих новых факторов, не усматривая в них принципиального разрыва с традиционными границами женской преступности. Если рассмотреть их статистику и аргументацию, подобное отсутствие перемен наводит на мысль, что революция, по сути, не дала женщинам никаких новых возможностей для равноправного взаимодействия с мужчинами в общественной жизни. Однако это же заставляет предположить, что женщины и мужчины воспринимали борьбу за существование и социалистические преобразования переходного периода кардинально различными способами, причем криминологи не распознавали этих способов при анализе женской преступности. Усматривая в отсутствии диверсификации внутри женской преступности не провал эмансипации и борьбы за равноправие, а признак сохранявшейся отсталости и примитивности женщин, криминологи связывали женскую преступность с сельской местностью и подкрепляли представления о женщинах как существах невежественных, отрезанных от общественной жизни, не обладающих достаточной сознательностью для того, чтобы наравне с мужчинами участвовать в жизни советского общества. Подобные объяснения женской преступности снимали с женщин ответственность за их действия, зачастую перекладывая вину на мужей и любовников. Все это подпитывало представление о женщинах как о существах слабых, нуждающихся в защите, жертвах жизненных обстоятельств и собственной половой принадлежности, то есть в советской уголовной юстиции сохранялось и даже усиливалось патриархальное отношение к женщинам.

Помещая ответственность за женскую преступность вне сферы контроля самих преступниц, криминологи 1920-х годов прибегали в своих работах к риторике о прогрессе и отсталости, ставя женщин-правонарушительниц в подчиненное положение существ по сути своей «примитивных», скорее всего, неисправимых и уж точно не отвечающих за собственные действия. Такие представления сосуществовали с социалистическими идеалами равенства полов и при этом не шли вразрез с сутью большевистского проекта. Напротив, сохранение традиционных взглядов на женщин в рамках радикальной социалистической идеологии облегчило отказ от некоторых наиболее несостоятельных и нереализуемых общественных начинаний середины 1930-х годов и стало основополагающим элементом общего процесса выработки общественных норм сталинского государства и создания «советского» социалистического общества.

Эпилог Судьбы советской криминологии