Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930)

Кроме того, криминологи подчеркивали разницу между числом женщин-самогонщиц в городах и на селе. Хотя в целом уровень преступлений, связанных с самогоном, на селе оставался высоким, статистика говорила криминологам, что в сельской местности женщины, в сравнении с мужчинами, совершают меньше таких преступлений, чем в городе [Статистика осужденных 1930: xii]. Например, в 1924 году преступления, связанные с самогоном, совершили 44,5 % всех женщин, осужденных в городах, а в сельской местности – всего 40,4 %; для сравнения, таких мужчин в городах было 8,7 %, а на селе – 11,5 % [Ю. Б. 1925: 25][263]. Только в Москве с 1924 по первую половину 1926 года преступления, связанные с самогоном, составляли 52,2 % всех преступлений против порядка управления; что до Московского уезда, там процент равнялся лишь 26,7. Женщины составляли почти 60 % самогонщиков в Москве и лишь немногим более 30 % в сельской местности [Учеватов 1927: 120][264]. Разумеется, на цифры могло повлиять то, что кампания была развернута прежде всего в городах. Тем не менее, более высокий уровень этих «сельских» преступлений в городах только подчеркивал для криминологов сохранявшуюся «примитивность» женщин, проживавших в городах, равно как и те сложности, с которыми они сталкивались при попытках вступить в «борьбу за существование».

На криминологическое толкование деятельности самогонщиц в городах влияла и оценка уровня образования правонарушителей. Анализируя личные качества самогонщиков в «Преступном мире Москвы», А. М. Аронович выяснил, что большинство самогонщиков крестьянского происхождения были неграмотными. В целом уровень неграмотности среди преступников составлял 33,2 %, при этом никакого образования не имели 55 % самогонщиц – среди мужчин, для сравнения, таких было всего 9,9 %. Кроме того, общий уровень образования у самогонщиц был ниже, чем у женщин, совершавших иные преступления [Аронович 1924: 181–182][265]. Эти цифры заставляют Ароновича сделать вывод, что самогоноварение был видом деятельности, типичным и доступным для неграмотных невежественных деревенских женщин.

Возможно, именно из-за того, что среди самогонщиков был высок процент «невежественных» женщин, криминологи подчеркивали, что в целом преступление это достаточно безобидное, в борьбе с ним следует прибегать не столько к строгим наказаниям, сколько к перевоспитанию. Для Ароновича самогонщики, в основном происходившие из крестьянской среды, не представляли собой «классовых врагов пролетарской республики» [Аронович 1924:182]. Напротив, такие преступники, большинство из которых составляли женщины, считались жертвами собственной плохой подготовленности

к жизненной борьбе. <…> Их слабое интеллектуальное развитие не делает различия между торговлей самогоном и торговлей разрешенными к продаже продуктами. Понятие вредности самогона у них отсутствует. Оно имеется только в такой степени, как понятие, что курить нехорошо [Аронович 1924: 189–190].

Итак, невежество женщин и недостаточная их подготовленность к тому, чтобы справляться с трудностями повседневной жизни, обусловливали «сельский» характер их правонарушений.

Помимо прочего, женщинам за самогоноварение назначали более легкое наказание. Низкий уровень «сознательности» большинства женщин, занимавшихся самогоноварением, равно как и бытовой характер этого преступления заставляли суды выносить достаточно мягкие приговоры – в сравнении с приговорами за другие преступления. Например, в начале 1925 года стандартным наказанием за самогоноварение в Москве была частичная конфискация имущества, плюс условный срок и краткое тюремное заключение [Смирнов 1925: 4][266]. М. Соловьев, член народного суда Енисейского округа, подчеркивал, что изменения, внесенные в статью 140 в 1924 году, где речь шла о смягчении наказания при вынужденном совершении преступного деяния, позволили судам эффективнее действовать в соответствии с классовыми принципами и активнее участвовать в просвещении сельского населения. Он утверждал, что образование и агитация помогают крестьянам понять сущность советской власти и что кампания против самогоноварения идет рука об руку с борьбой с неграмотностью: и то, и другое направлено на искоренение отсталости и невежества в сельской местности и среди крестьян через просвещение [Соловьев 1924: 424–425]. Гернет также подчеркивал, что строгое отношение к самогонщикам только «бьет лежачего». Долгие сроки высылки и тюремного заключения поставят семью самогонщика в безвыходное положение, за счет чего возникнут новые причины к совершению преступления [Гернет 19246: 151]. Как отмечал Аронович,