Православие и буддизм. Осмысление буддизма в трудах православных авторов XIX-XX вв.

«Каждый тантрический текст содержит две возможности экзегезы»69, то есть, его можно было понимать как буквально, так и аллегорически. В буддизме, как правило, толковали это аллегорически, но были и такие группы, которые исполняли все буквально, за что подвергались гонениям со стороны властей.

Арх. Гурий указывает на еще одну особенность буддистского нравственного учения в сравнении с христианским: «через всю эту, не лишенную симпатичности мораль, красной нитью проходит горделивое стремление к обожествлению силой собственного человеческого духа. Это стремление губит идеальные стороны морали буддизма. Оно особенно прочно укоренено в буддийском духовенстве. Простой народ, по незнанию учения, чужд этого стремления и вся его мораль строится на боязни получить по смерти дурное перерождение» (С. 273).

Благодаря акценту на буддизме махаяны, арх. Гурий рассматривает учение о бодхисаттвах и можно сказать, что делает это более обстоятельно, чем любой другой православный автор. По его мнению, «образ воплотившегося во имя глубочайшего сострадания к людям будды или бодхисатвы есть самое высшее, что может создать человеческая душа из своего существа. Ибо в нем во всей полноте сказалась жажда души человеческой в руководителе и спасителе, самоотверженно любящим, жертвующим собой для блага и спасения других. Здесь причина живучести буддизма и его могучего влияния на народные массы. Но все величие буддизма, говорящее о силе естественной человеческой мысли, ничтожно само по себе, ибо основано на песке и не имеет под собой прочной базы. Корни философии буддизма и его морали атеистичны. Поэтому добро без Бога ведет буддизм не к богочеловечеству, а к человекобожеству. Но и путь к человекобожеству здесь совершается не во имя логики мысли, а во имя голоса чувства. Это – роковое противоречие буддизма» (С. 121–122).

Заслуживает внимания то, что арх. Гурий приводит слова Ваджракхедика махаяна сутры о том, что «нельзя приписывать Будде слова: «я освободил, спас всех живых существ, ибо нет никаких живых существ, которых он мог бы спасти»» (с. 88). Учение об иллюзорности мира и несуществовании «я» в конечном счете делают бессмысленными самоотверженные труды, которые будды и бодхисатвы якобы предпринимают для спасения людей.

Кроме этого автор отмечает, что человек, становящийся бодхисаттвой, любящим других людей и сострадающим им, в конце концов должен все же погрузиться в последнюю стадию самадхи равнодушия, «и равно думать о всех существах, без ненависти к одним и любви к другим… достигаемое в нирване чувство полнейшего безразличия и совершенного покоя, тождество и слияние всех противоречий – для нас финал агонии самоубийства, но буддисты считают, что таковой достиг высшего совершенства» (С. 123).

Переходя к собственно сотериологии буддизма, арх. Гурий пишет: «Буддийское спасение заключается в том, чтобы выйти из круга сансары, порвать силой своего духа цепь причинной связи явлений, [для этого] надо заглушить в себе всякое проявление обычной жизнедеятельности, надо слиться с пустотой» (С. 105). «Где есть пристрастие, там уже не может быть речи о спасении. Пристрастие к бытию утверждает человека в формах ложной жизни, влечет за собой новые виды рождений, старость и смерть, скорбь и печаль» (С. 77). После устранения жажды к бытию, уничтожается и страдание. И хотя составляющие этого человека скандхи70 «еще существуют и остаются до смерти, но закон кармы более не имеет над ним силы, так как ничто новое не вступает на место скандх и сознание гаснет вместе со смертью. Нет больше возвращения в этот мир» (С. 79).

Автор подробно описывает предлагаемые буддизмом аскетические средства к достижению такого состояния и особенно останавливается на созерцании. Не довольствуясь отрицательными характеристиками нирваны, арх. Гурий обращает внимание на те положительные ощущения, которые переживает аскет на этом пути и приходит к выводу: «буддизм выдвигает учение о том, что всякий, достигающий высших ступень созерцания, приобретает высшие способности и, так сказать, обожествляется» (С. 107).

Не отрицая получение буддистскими аскетами особого духовного опыта при йогических упражнениях, арх. Гурий объясняет его следующим образом: «Глубина человеческого существа таинственна по своей природе… Когда же человеческому духу дается простор от подавляющего влияния телесной стороны, то что удивительного в том, если этот дух вдруг обнаруживает такие свойства, которых не обнаруживал ранее...

Что удивительного если он станет переживать особенные, неведомые до того ощущения... Что состояние самоуглубления сопровождается ощущением покоя – это известный факт» (С. 108).