Православие и буддизм. Осмысление буддизма в трудах православных авторов XIX-XX вв.

По мнению Кожевникова, основное отличие христианства от буддизма заключается в том, что «учение Христа неразрывно связано с Его личностью и немыслимо без нее… Сам Христос есть совершеннейшая индивидуальность… и как личность Он обращался всегда непосредственно к личности же… только тот, кто жизненно воспринял Самого Христа… воспринял и Его учение» (Т. I. С. 143). В буддизме же совершенно иначе, – в изложении «четырех благородных истин» Будда даже не упоминается. «Спасает не Будда, а указанный им путь, следуя которому каждый может спастись собственными силами» (Т. I. С. 149) в связи с чем автор называет буддизм «учением о спасении без спасителя». В буддизме «учение не только оттеняет на последний план учителя, оно могло бы и совсем обойтись без него после того, как стало известным, органически оно с ним не связано; само по себе оно абстрактно безлично» (Т. I. С. 149).

Приступая к изложению сказаний об основателе буддизма, Кожевников справедливо полагает, что изучение того Будды, каким он предстает в умах своих последователей, гораздо важнее попыток реконструировать «исторического Будду» (Т. I. С. 178), и в этом его отличие от подхода Горохова.

По ходу книги Кожевников отмечает отличия Будды от Христа.

Так, сделав обзор сказаний о предшествующих перерождениях Будды, автор замечает их полную противоположность евангельскому учению: «с одной стороны – прерывистый, извилистый, то повышающийся, то понижающийся процесс восхождения от человеческого и даже животного к сверхчеловеческому… а с другой стороны – Единородный Сын Божий, Иисус Христос и Его «снисхождение божественное» к человечности, дабы возвести ее к Богу» (Т. I. С. 233). «С одной стороны – немощная слабостям и даже греху повинная человечность будущего Будды, искупающая свои падения бесчисленным рядом перерождений во всевозможных формах; с другой стороны – безусловная, неизменная безгрешность Христа» (Т. I. С. 234).

Переходя к собственно сравнению, автор пишет, что «в средстве спасения Будда всецело противоположен Христу: благая весть Христова есть проповедь воскресения, победы над смертью и жизни вечной; благая весть Будды... есть надежда на то, что бытие – не вечно, что бремя жизни может быть свергнуто и прекращено мудростью навсегда. Это весть не о вечной жизни, а о вечной смерти» (Т. I. С. 277). «Христос пришел спасти мир и победить зло и смерть… Будда отказался от спасения мира и жизни и признал возможным только избавление от мира и жизни…» (Т. I. С. 627).

Отзываясь о популярном в то время стремлении найти сходства между буддистскими рассказами о жизни Будды и Евангелием, Кожевников говорит о тенденциозности и некорректности употребляемых для этого средств: «рассказ берется не в его целостности и полноте, а в отдельных чертах, таким образом сразу упраздняется главное – общий характер, общий тон и внутренний смысл. Черты догматические отбрасываются... черты же фантастические не принимаются во внимание... а в обесцвеченном и обезжизненном остатке отбираются черты, будто бы аналогичные с чертами евангельских текстов... при этом критики оставляют за собой право упразднять все то, что не в пользу их уравнительных заключений... Для непредвзятого ума ясна умышленная подложность или безосновательная призрачность выдвигаемых аналогий» (Т. I. С. 349).

Наиболее видным сторонником идеи заимствования христианством буддистских сюжетов был Р. Зейдель, и его идеи уже подвергли критике предшествующие православные апологеты. В отличие от них, Кожевников не только опровергает по существу предлагаемые Зейделем «сходства», как Краснитский, или указывает невозможность заимствования, опираясь на датировку текстов, как Горохов, но вскрывает отвержение этих идей в научном мире, указывая, что «многие ориенталисты (Кюэнен, Ольденберг, Рис-Дэвидс, Лаваллэ, Пуссен, Ревилль и др.) осудили лейпцигского профессора за легкомысленное отношение к столь ответственному положению, уличили его в недостаточном знании источников, в противоречиях и крайних преувеличениях и, в лучшем случае, сожалели о том, что столько остроумия и учености потрачено на задачу, заранее осужденную на провал» (Т. I. С. 12).

Автор приводит слова Рис-Дэвиса о том, что все попытки найти заимствования из буддизма в Новом Завете «противны правилам здравой исторической критики» (Т. I. С. 13), и замечает также, что приводимые Зейделем «тождества в жизнеописаниях Будды и в евангелиях – вовсе не тождества, а не более как аналогии, притом почти всегда отдаленные», и объясняемы не заимствованием, а естественным, независимым друг от друга происхождением (Т. I. С. 12).