Православие и корейцы

В 1917 г., как раз в первую волну так называемой» бескровной» русской революции, когда со дня на день ожидалось прибытие в Миссию нового настоятеля, только что окончившего перед тем курс наук в Восточном Институте во Владивостоке, о. Владимир подал прошение об отчислении его из состава Миссии и единовременно с сим просил Протопресвитера Военного и Морского духовенств о зачислении его в Действующую армию на одну из священнических вакансий. Просьбы та и другая были уважены[122] и он, по прибытии своего заместителя, не замедлил распрощаться с Миссией и миссионерской деятельностью и в половине июня вышеозначенного года отбыл к месту нового своего служения.

Итак, пробыв в Сеуле более 10 лет, из них три года в должности заведующего, о. Владимир принужден был оставить свой пост и искать себе пристанища в новой, незнакомой ему военной среде, жить в условиях ежеминутной опасности (или быть убитым или искалеченным вражеской пулей). Каково было его служение на новом месте и жив ли он вообще в настоящее время, мы не знаем. По крайней мере, после того, как он оставил Миссию, не было от него никаких известий.

Иеромонах о. Палладий (Селецкий)[123]

С отъездом о. Владимира в управление Миссией вступил давно ожидавшийся иеромонах Палладий, только что перед тем окончивший курс во Владивостокском Институте.

О. Палладий, насколько нам известно, в дни своего студенчества пользовался особым благоволением преосвященного Павла, епископа Никольск-Уссурийского, помогавшего ему материально и морально для успешного окончания курса в названном Институте. При отправлении его в Сеул владыка обещал ему исхлопотать в самом непродолжительном времени сан архимандрита, т. е. хотел возвести в степень правомочного начальника учреждения. Бесспорно, преосвященный осуществил бы свое намерение, если бы сам о. Палладий не напортил себе, а также и преосвященному Павлу.

Прибыв в Сеул, о. Палладий сразу же усвоил тактику резко противоположную той, которой следовали его предшественники. Например, к начальству стал относиться критически, к подчиненным – высокомерно и пренебрежительно, особенно к корейцам, которых называл не иначе, как неотесанными «дубинами», глупыми кореезами и т. п. Из числа служащих один только псаломщик П. А. Афанасьев успел снискать у него некоторое доверие и расположение. Прочие же все не выходили из одной общей категории «бездельников».

Первое, что сделал о. Палладий, это – закрыл школы, функционировавшие со времен о. Павла, и единовременно с сим, распустил всех 122 учителей и учащихся[124].

Правда, это было сделано не самовольно, а по настоянию владыки Павла, но, тем не менее, удар просветительско-миссионерской работе нанесен был более чем тяжкий, от которого Миссия едва ли сможет оправиться. Преосвященный Павел объяснял свое распоряжение тем, что с наступлением революции в России, принимавшей грозно-затяжной характер, нельзя будет рассчитывать на получение каких бы то ни было сумм на содержание Миссии, и тем более на содержание ее школ. Поэтому в силу необходимости пришлось заблаговременно сделать вышеозначенное распоряжение.

Само собой разумеется, что такое мероприятие, как закрытие школ, не прошло даром, оно подняло целую бурю негодования со стороны заинтересованных лиц, особенно учителей, лишившихся заработка, а, может быть, даже насущного куска хлеба. Учителя, не отдавая себе отчета о происходящем в России «хаосе», весь пыл гнева устремили на о. Палладия, как главного виновника их увольнения. О. Палладий, видя какой оборот приобретает дело, сослался на преосвященного Павла, приказавшего-де ему против воли и желания исполнить «несуразное», по его выражению, распоряжение. Тогда недовольные, оставив о. Палладия в покое, открыли поход против владыки Павла, стараясь очернить, унизить его в глазах христиан-корейцев, называя злейшим врагом просвещения вообще и школьного в частности. Чтобы больше принести вреда и неприятности преосвященному, они составили коллективную бумагу и направили ее в русско-корейский революционный трибунал, собравшийся в то время в г. Никольск-Уссурийске с просьбою, запретить «ненавистному» епископу вмешиваться в дела корейской Миссии в Сеуле как человека бесполезного, даже вредного для миссионерского дела среди корейцев.